Выбрать главу

– Понял, – пробурчал Макс, почесывая лоб. – Яволь, мой группенфюрер…

Группенфюрер Крыса погладила его по веснушчатой щеке. Серёга отвел глаза. Через минуту, оставив Макса собирать "товарищей", Крыса и Серёга топали вверх по казавшейся бесконечной лестнице – Санди жил на последнем этаже. Наверное, очень смелый был.

Дверь у него оказалась под номером 666, и выкрашена в черный цвет. Крыса постучала – три раза, пять раз, два раза и снова три. Потом бухнула в дверь кулаком.

Вышел Санди. Как будто уже ждал за дверью.

Вид его внушал.

Вот если взять индюка или петуха, и измазать его половой и черной краской, – подумал Серёга, – оторвать гребешок и повыдергать половину перьев, то вот, наверное, и получится что-то вроде Санди. Голова у Санди была бритая, на щеках рыжие прилизанные бакенбарды, в ямочке на подбородке – белоснежный пучок волос, вроде козлиной бороды, на носу – очки с желтыми стеклами и в черной оправе, на узких плечах – черный длиннополый "вафельный" халат банного типа, под ним рыжие кожаные штаны и черные высокие бутсы-ботинки на шнуровке. Кажется, это все. Ах, нет, был еще желтый платок на шее.

И граната в руке.

Серёга не знал, конечно, что эта зеленая баночка с проволочным колечком – граната. Но тут Крыса заинтересованно спросила Санди – это что у тебя, граната, что ли?! – и сразу стало все понятно.

– Мало ли… – со значением сказал Санди. – Придут если, я их с собой заберу. Хоть парочкой гадов меньше будет.

– Но я же правильно стучала? – спросила Крыса.

– Мало ли что, – повторил Санди. Голос у него был скрипучий и как будто простуженный.

– Свободу народу, – поздоровалась Крыса и чмокнула его в край подбородка. Санди чуть улыбнулся и стрельнул взглядом на Серёгу. Типа – завидуй, парень!

Завидовать Серёге не захотелось, а вот грустно стало. Санди это, похоже, почувствовал.

– Кого это ты привела, Крысятина? – спросил он, катая гранату по ладони. – Я же просил конспирироваться.

– Я решила, что он будет с нами. Мы вместе из отделения сбежали. Его там били! Он поэтому тоже мобил ненавидит. И тоже готов умереть за свободу народу. Сандичка! Ну, я даже Максу уже сказала, что будет посвящение.

Серёга пока помалкивал, всё решали за него. Санди, кажется, новый товарищ по борьбе нужен был не слишком.

– Умереть он готов, на-а-адо же, – насмешливо протянул Санди. – Сейчас сделаем…

Отступив за порог, он вдруг дернул Крысу к себе, и резко, с приседом, с замахом от груди бросил гранату Серёге прямо под ноги.

– Смерть нацболам! – выкрикнул Санди.

Лестничное эхо превратило лозунг во что-то невнятное. Граната отскочила от бетонного пола и, позвякивая, откатилась к стене. Крыса взвизгнула, обхватила Санди руками, уткнулась лицом в его халат, а Санди и Серёга остались стоять друг против друга, оба – совершенно спокойные. Серёга – потому, что ничего не понял, а Санди – потому, что не выдернул чеку из гранаты, и знал, что та не взорвется.

– Посвящение состоялось, – помолчав, сказал Санди скучным голосом и погладил Крысу по вздрагивающей спине. – Теперь можете сказать "свободу народу" и пошли выпьем за это дело.

– Свободу… – начал Серёга, а Крыса закончила. – …народу!

Крыса отлепилась от Санди, тот немедленно повернулся и скрылся в комнате, а Крыса подошла к Серёге, положила ему ладошки на плечи и поцеловала взасос в губы. Наверное, от радости, что он в живых остался. Серёгу она этим бабским манёвром привела в полное остолбенение. Кажется, он даже забыл дышать.

Потом он каким-то образом оказался в комнате Санди. Крыса лежала на кровати в ботинках, закинув ногу на ногу, и грызла яблоко, Санди доставал из самых странных мест множество стаканов и кружек и расставлял их рядами на столе, а Серёга, получается, стоял посреди комнаты дурак-дураком и чувствовал, что сердце колотится у него где-то в горле. Тут в дверь снова постучали сложным стуком. Серёга открыл, удивляясь своей самостоятельности.

За дверью стоял Макс, и с ним еще несколько парней.

– Слышь, Санди, – сказал он через Серёгино плечо. – А тебе мобилы лестницу заминировали! Тут граната лежит, если что.

Серёга шагнул вперед, наклонился и поднял гранату. Парни уважительно посторонились. Макс крякнул.

– Тебя как зовут-то, если что? – спросил он.

Серёга только, было, открыл рот, чтобы представиться, как из комнаты отозвался Санди, совершенно отчетливым командирским голосом, и куда только насморк девался.

– Цыган. Его зовут Цыган.

– Меня зовут Цыган, – повторил Серёга и протянул для знакомства руку. Не ту, конечно, в которой была граната, а другую. Парни подходили по одному, назывались. Имена были самые удивительные, Серёга не запомнил и половины. Кроме Макса, которого Серёга уже немножко знал, были:

1. Фауст,

2. Линдер,

3. Чечен Итца,

4. Перун,

5. Пахомыч,

6. Чорт атский,

7. Ежик-в-тумане,

8. Бурильщик,

9. Зверёныш,

10. Укроп,

11. Юстас,

12. Коля Проездной,

13. Ходжа Мурат,

14. Елисей,

15. Мерипопинс,

и они всё стучались, заходили, рассаживались на полу вдоль стен, на кровати, на подоконнике, называли себя -

16. Удав,

17. Брат Махно,

18. Захар,

19. Товарищ Геноцид,

20. Энерджайзер,

21. Аркан,

22. Морской,

и слава богу, что

23. Горыныч и

24. Улитка

уехали на выходные к родителям в деревню, а то в комнате было бы совсем не протолкнуться. Голова у Серёги давно уже шла кругом от этой толчеи. А может, в комнате было слишком душно, хотя, вроде, курили только в окно. Крыса сидела в рядок вместе с Максом и еще с тремя парнями на незастеленной кровати Санди, болтала, смеялась, притоптывала своими желтыми бутсами, в руке у нее был стакан с чем-то бледно-розовым, из которого она отпивала по глоточку, морщилась и облизывалась. Санди обходил всех по кругу, подливая в стаканы из черного пластмассового чайника. Серёге тоже всунули в руку синюю липкую кружку, внутри что-то плескалось. Серёга понюхал – пахло конфетами из гуманитарной помощи. Не отравлено, – сказали ему из-за плеча. – Амарета с крановой водой.

– Слово! – провозгласил Санди, закончив разливать, и подняв свой стакан к потолку. Причем, его стакан был очевидно полнее прочих. – Слова прошу, соратники! Слова, дети мои! Слова, братья и сестры!

Братья и сестры поощряюще загудели, зазвякали стаканами. Крыса была здесь, кстати, единственной сестрой.

– Спасибо, кореша, спасибо! Доверили. Мне есть что сказать сегодня! Мне всегда есть что сказать, и вам, и прочим, но сегодня – особый случай! Сегодня нас стало больше! Сегодня родился новый человек! Еще один новый человек, наш друг, наш брат Цыган, с этого дня – анархо-футурист, как и все мы. Наш товарищ по борьбе, по оружию, с анархией в башке и с гранатой в руке! Кстати, дай сюда. Еще один борец, боец, готовый умереть за счастье народа, за торжество анархизма, против демократии и чертовых нацболов. Цыган, один из немногих оставшихся. Он, и наши другие братья, Чечен и Ходжа. Тоже последние, в своем роде. Наша гордость, наша надежда, надежда всех простых людей, стонущих под нацбольской диктатурой. И я говорю сегодня – здравствуй, брат Цыган, войди в наш табор, раздели наше вино и нашу борьбу! Будь проклята тирания, будь проклят проклятый Саенко, будь проклят предатель Шойга! Да выглянет солнце, да скроется тьма! Свободу народу!

Анархисты заголосили и затопали одобрительно ногами. Санди сделал всеобъемлющий жест рукой со стаканом, лихо поднес его ко рту, и настолько лихо отхлебнул Амареты, что подавился, закашлялся и пролил полстакана на свой замечательный халат. Пришлось ему халат снять, отбросить и остаться полуголым. Хоть и в шейном платке. Крыса поставила стакан на пол и тоже стащила через голову свитер, осталась в желтой майке, как лампочку зажгла. Серёга и не хотел, и стеснялся, а только на нее и смотрел. Впрочем, многие остальные делали то же самое. Только не стеснялись.