Выбрать главу

Герман отдал громоздкую рацию бойцу, перехватил поудобнее автомат и постарался успокоить дыхание. Он хотел рассказать Крестову про снайпера, но тот приложил палец к губам. Дальше шли молча. Герман опять ощутил такое знакомое амбре. На всякий случай он принюхался к Крестову. Вроде, и от него слегка попахивает. Чудеса!

— Ты что, как пидор, сзади пристраиваешься! — шикнул командир.

— Серёга, это ты?

— Я, я, а кто же ещё, — цыкнул Крестов.

«Всё понятно, — подумал успокоенный Герман, — не все командиры бесстрашные. Бывает...»

В полукилометре от цели русло реки стало пологим. Пришлось часто нагибаться, а иногда идти в полуприсяди. Неожиданно оступился и упал Репа. Его автомат дробно застучал по камням. Невдалеке неуверенно брехнула собака. Колонна замерла. Репа шёпотом оправдывался, но, будучи посланным на три буквы, мгновенно затих. Первого пса поддержало второе брехло. Вдвоём они отлаяли трёхминутный утренний дуэт, после чего угомонились. Связались со второй группой, которая уже заняла позиции на оговорённом рубеже. Осталось замкнуть кольцо.

Полуотряд встал и перебежками устремился к месту встречи. Сзади в обратную сторону потянулись пограничники под руководством майора Перекатова. В свете восходящего солнца уже замелькали фигуры товарищей, когда сверху из-за камней ударил пулемёт. Его поддержали автоматные очереди. Цепь залегла. В направлении огня ушли два выстрела «Мухи». Грохнули взрывы. Пулемёт замолк. Вдруг, буквально ниоткуда, ближе ко второй группе вылетел пикап, гвоздя с установленного на борту пулемёта всё прилегающее перед ним пространство. «Каскад» ответил дружным огнём. Герман лежал в неудобной позе, стреляя из повёрнутого набок автомата. Длинный пулемётный рожок елозил по земле, не позволяя вести прицельный огонь.

Со стороны второй группы прямо в борт движущейся машины воткнулся очередной выстрел «Мухи». Мгновенный взрыв. Пулемётчика — будто и не было. Поднявшиеся сзади «духи», стреляя от колена, отходят. Пять, десять шагов — и они пропадают. «Мистика!» — думает Герман. «За мной!» — орёт Крестов, вытаскивая гранату. Две коротких перебежки — и гранаты рвутся где-то глубоко в «лисьих» норах, вырытых духами на случай отступления.

Стрельба утихла. Снова воцарилась тишина. У Германа свистит в правом ухе. Где-то в центре кишлака сбрехнула собака. «Ну, сейчас тебе будет криндец», — злорадно думает Герман, не замечая, как у него сам собой выработался мужской характер.

Кишлак оцеплен. «Духи» ушли. Отряд, прижимаясь к глиняным дувалам, прочёсывает селение. У Германа под каской нестерпимо чешется макушка. Вдруг струйка холодного пота скользит по позвоночнику в штаны. «Да что это я!» — ещё сильнее сжимая автомат на спущенном с плеча ремне, думает он. Сзади, часто дыша, идёт сержант-радист. Крестов маячит далеко впереди. «Надо поспешать», — сам себе командует Герман и ускоряет шаг. Вдруг впереди из небольшого лаза под дувалом, яростно скребя лапами, выползает огромная лохматая псина с небольшими отвисшими ушами. «Каскадёр» вскидывает автомат, но тут же бросает его на ремень и вынимает дамскую «пукалку». Громадный пёс размером с половину телёнка, словно пружина, сжимается и разжимается в огромных прыжках. Щелчок — и псина, судорожно загребая лапами, зарывается в придорожную пыль. Три шага вперёд, щелчок — короткая агония, и зверь испускает дух. Герману становится жалко поверженного пса. Обходя труп, он вынимает из миниатюрного пистолета гильзы и кладёт в карман. Вдруг его осеняет разгадка таинственного запаха. Он тянется в карман, вытаскивает за скобу отстрелянные гильзы и подносит к носу. Вот оно! Вот этот запах смеси кишечного метана и жжёного пороха.

— Товарищ капитан, что с вами? — спрашивает встревоженный сержант.

— Воняю, дружок, воняю! — радостно делится сокровенным капитан.

— Есть малешко, — соглашается сержант, деликатно отходя на шаг назад.

Снова тишина и сопение. Герман отрывается вперёд, выходит на площадь, заворачивает за угол, бежит вдоль дувала. Слева через площадь видна фигура командира, который погружается в очередной лабиринт узких улиц. Выходящий сзади из-за поворота радист ни с того ни с сего передёргивает затвор автомата. Затвор резко клацает, и не успевает звонкое эхо погаснуть, как прямо в грудь Герману бьёт автоматная очередь. Пряный запах пороховых газов ударяет в нос.

Герман почти теряет сознание и сползает по глиняной стене. Сверху, тихо шурша, сыпется песок, сухая соломинка падает на плечо, переворачивается, съезжает по груди и утыкается в сталь автомата. Герман открывает глаза. «Жив!» — пульсирует в виске. «Жив!» — откликаются побелевшие пальцы, намертво перехватившие оружие.