Ночь прошла бурно. Недобродившая брага дозревала в утробах «каскадёров», ища выходы на свободу через все мыслимые отверстия. Наиболее неистовым компонентом был метан, который даже не спрашивал, когда ему можно покинуть тело. Осунувшийся от бессонницы Герман развлекался подсчётом трубных звуков, издаваемых его товарищами. «235, 236...» — беспристрастно фиксировал он звуковые явления. «Досчитаю до пятисот — и усну!» — закодировал свой мозг измучившийся трезвенник. «Блям!» — срыгивает зловонную пульпу сосед Репа. «Конь! Твою мать! — орёт Герман. — Выйди на улицу, засранец!.. Блин, на чём я остановился... 271, 272...» В конце палатки срывается со своего места Мамонт и, придерживая лохмотья дарёных трусов, несётся прочь, за ним устремляется Лях. «Слоновник, а не палатка, — ворчит безутешный Герман. — 303, 304... Нет, сегодня определённо не усну», — осознаёт он реальную перспективу. «Может и к лучшему», — ощущая позывы солидарности собственного живота к утробам друзей, бормочет страдалец. Наконец он встаёт, продвигается к выходу, минуя разливы окрошки.
В окопах, освещённые полумесяцем, торчат две головы. «Пойду в другой», — брезгливо рассудил Герман. В дальней траншее он находит Колонка, сидящего на корточках с сигаретой в зубах.
— Бог в помощь! — приветствовал Герман, присаживаясь на самом краю.
— Не поминай Бога всуе, — ворчит луноликий каскадовец.
— Завтра на базар поедем? — пытается поддержать разговор новенький.
— Только бы дожить!
Вылезая из окопа, Герман наступает на бугорок. Бугорок трескается и мерзко расплывается. «Козлы! — орёт в ночи поверженный всеми мерзостями этого дня каскадовец. — Засрали, всю страну засрали!»
В палатке уже орудуют крысы. Добравшись до бесплатных харчей, они безмятежно пируют, не обращая внимания на вошедшего. Свесившийся с кровати Игорь Евтушенко подливает ближайшей семье грызунов свежей окрошки.
Утром зелёные воины «Каскада» устроили забастовку. Метавшийся между палатками Стрельцов смог поднять одного Германа, которому он в сердцах высказал всё, что он о нём думал. Герман покорно со всем согласился и даже добавил пару нелицеприятных замечаний о себе, воспроизведя монолог жены, который он слышал годом раньше. На полковника самокритика подчинённого произвела хорошее впечатление. Он потрепал Германа по щеке и предложил забыть взаимную неприязнь. Пользуясь расположением начальства и поощрённый благосклонностью старшего офицера, молодой человек ни к селу ни к городу поведал о своей встрече с вараном, что вызвало очередной всплеск доверия со стороны командира. Не дослушав до конца историю, добродушный старик спросил:
— Ну и куда он улетел?
— Кто?
— Варан твой.
Начиная понимать, что его начальник имеет смутное представление о фауне и флоре, Герман, не задумываясь, ляпнул: «Вспорхнул на соседнее дерево».
— Да-а-а! — добродушно протянул полковник. — Чудн`о здесь, право-слово!
— Куда уж, — верноподданнически поддакнул знаток орнитологии. — В этой стране Лимонии и не такие твари летают!
К вечеру жертвы вчерашнего пикника пришли в себя. Зубоскаля и обмениваясь шутками, быстро привели в порядок жилище, а на ужин вчистую подъели ненавистную в обычные дни гороховую кашу с тушёнкой.