Дольше всех страдал радист Колосков. Его тщедушная фигура появлялась то в одной, то в другой палатке. «Мужики, вы моих трусов не видели?» — вопрошал он, поправляя складки спадающего нижнего белья пятьдесят восьмого размера. Получив отрицательный ответ, беспорточник цедил сквозь зубы: «Пидорюги!» — и возобновлял обход. Нарвавшись на Мамонта, он наконец узнал печальную судьбу своих трусов. Радист по привычке протянул: «Пидорюга!» и хотел было скрыться в своих пенатах, но гиганта такое обращение не устроило: «Сам ты пидорюга! Снимай мои трусы и топай в свою будку!» Колосков не подчинился. Тогда Мамонт на счёт «три» стащил с особо охраняемого лица последние одежды и выпроводил его из палатки. С того времени в отряде на одну кличку стало больше. За глаза руководителя радиопередающего центра величали не иначе, как «Пидорюга».
Легли рано. Давя на себе первых мошек и комаров, «каскадёры» забылись безмятежным сном.
Землетрясение
После первого взрыва никто даже не пошевелился. Второй взрыв в районе спортплощадки сорвал всех обитателей палаточного городка с мест. На брезент посыпались посечённые осколками ветки. Герман мчался к окопам в числе первой пятёрки наиболее сообразительных офицеров. Третий взрыв за бассейном застал его летящим в траншею.
— Мля-а-а! — взвыл приходящий в себя офицер. — Весь в говне!
Рядом, измазанные в отходах жизнедеятельности «каскадёры» передёргивали затворы. Герман оказался единственным, кто не захватил оружия.
— Стой, дурак! — крикнул ему Крестов, когда он попытался выскочить из окопа.
— Серый, я автомат забыл!
— Лежи уже, вояка засранный! — одёрнул его командир. — Боже, воняет-то как...
— Достукались, — поддержал его мысль подчинённый. — Уж не помню, когда последний раз туалет посещал... Думал, пока войны нет, сбегаю-ка я в окопчик.
— Добегались, — вторит ему Крестов. — Тихо! Слушай!
Издалека донеслись два приглушённых хлопка.
— Сволочи, минами обкладывают! Пригнись! — скомандовал Сергей.
Герман сжался, раздавив очередную кочку.
— Двадцать один, двадцать два... — как метроном отсчитывал секунды командир.
— Ты кого считаешь? — полюбопытствовал Герман, вытирая об его трусы изгаженную в дерьме ладонь.
— Заткнись!
Рядом с ближайшим домом разорвалась мина, и тут же второй взрыв сотряс землю в районе столовой.
— Кучно кладут, гады! — прошептал Крестов. Снова послышались приглушённые хлопки.
— Мужики, за мной, к бассейну! — заорал командир. — У нас тридцать секунд... двадцать один, двадцать два, двадцать три...
Голые мужики с оружием в руках неслись во весь дух к спасительной воде.
На цифре «сорок семь» десяток тяжело дышащих людей, побросав у борта автоматы, рухнули в холодную воду. Мины легли на маковом поле.
Всплывшие на поверхность «каскадёры», стуча зубами, уже вовсю шутили: «...зато от дерьма отмоемся... а я, мужики, штаны потерял... хорошо ещё — в штаны не наложил... зато сон крепче будет...» Раскалывая временную тишину, рявкнуло на посту танковое орудие. Вода покрылась рябью. Далеко в ночи ударил взрыв. Снова сотряслась земля, и огромный танковый снаряд, разрывая тугой воздух, улетел в сторону миномётного гнезда. Далеко в бригаде начали просыпаться гаубицы. Тявкает одна, потом другая, затем — обе вместе. Над головой несутся снаряды. Хлопок, удар и через несколько секунд — далёкий взрыв. Вновь хлопок, удар — взрыв.
Клацая зубами и стараясь не зачерпнуть опоганенную воду, Герман подплывает к Крестову.
— Серый, а Серый, слышишь звук?
— Ну.
— Сначала тихий удар, потом громкий выстрел — и взрыв.
— Ну и что?
— А то, Серый, что снаряд вылетает со сверхзвуковой скоростью, фронт звуковой волны достигает нас, а потом...
— Ты что, правда долбанутый? — удивляется, отплёвывая воду, командир.
— Нет, ты послушай, вот так и самолёт...
— Да пошёл ты к чёрту со своим грёбаным самолётом! Нашёл когда мозги мне компостировать! — захлёбываясь от злости водой, пузырится Крестов.
Герман обиженно уплывает. Слышен приглушённый рёв прогреваемых вертолётных моторов. Выстрелы из гаубиц сливаются в одну канонаду.
— Очнулись, наконец, — ворчит Крестов, вылезая из бассейна. — Всё, конец войне, пошли по домам.
Трясущиеся от холода люди, отражая мокрыми спинами лунный свет, плетутся к палаткам. В воздухе уже висит канонада. Содрогая землю, с сановной важностью рявкает из капонира танковое орудие, выбивая взрывной волной осколки из побитых окон домов. Гаубицы стреляют всё реже и реже.