Периодически в палатку приглашался праздно шатавшийся Герман с единственным вопросом — когда же вернётся его «сраный агент „Муравей“». Офицер с подобострастным видом уверял командиров, что «сей же секунд» отправляется на поиски, после чего самым решительным образом срывался с места и несколько часов отсиживался с томиком Ремарка в многочисленных палисадниках Самархеля. Показное рвение подчинённого на несколько часов успокаивало капитана Крестова. Но когда неизвестный доброжелатель описал ему реальный масштаб поисковой операции, проводимой его подчинённым, «фельдмаршал» сорвался. Стоя навытяжку перед разъярённым начальником, Герман не мог не отметить глубину осведомлённости своего боевого командира в потаённых закоулках русского языка. Немного остыв, Сергей махнул рукой и уставшим голосом скомандовал:
— Собирайся!
— Куда, Сергей Антонович? — вежливо осведомился провинившийся офицер.
Командир, шевеля взъерошенными усами, безнадёжно посмотрел на подчинённого, потом набрал воздуха с целью окончательно «отматировать» Германа, но вдруг передумал и с показным равнодушием сообщил:
— Поедешь со мной в Тура-Буру, — и, немного помолчав, добавил: — Иди, найди Фила, пусть тоже собирается.
— Сей секунд, Сергей Антонович!
— Я тебе, мля, дам «сей секунд»! Я тебе щас в харю так врежу! — взревел Крестов. — Ясно сказал — найти Филимонова, а не в Самархеле с книжечкой по клумбам валяться!
Герман пулей вылетел на поиски товарища. Найти его было несложно. После успешно проведённой операции в Каме и Гоште Олег Филимонов, как и положено ветерану, удалился от дел. На отшибе Самархеля он организовал маленькую ферму по выращиванию элитных пород лягушек. Несмотря на издержки профессии и явные признаки стратегического мышления, Фил был отчаянным любителем живой природы. В Афганистане объектом его заботы стали земноводные. После Холокоста, учинённого по весне Мамонтом, загубившим сотни безвинных лягушачьих душ, Олег втихаря выкопал маленький пруд, сделал отвод от арыка и заселил водоём наиболее крупными особями.
Когда Герман, миновав предупредительный знак «Мамонтам вход воспрещён», зашёл на ранчо, Фил сидел на корточках и ковырял прутиком в луже.
— Что делаешь? — полюбопытствовал Герман.
— Да вот, роды принимаю.
— Ну и как? Успешно?
— Угу.
Приблизившийся Герман разглядел большую лягушку, за которой тянулась длинная ниточка бусинок-икринок. На роженице сидела, блаженно обхватив её лапками, более мелкая тварь. Обе таращились выразительными чёрными глазами на акушера, прутиком направлявшего вереницу икринок в специально вырытую тёплую проточную лагуну.
— А этот что делает? — забыв, зачем пришёл, спросил подошедший. — Рожать помогает или ждёт, когда можно будет любовью заняться?
— Они любить не могут, — ответил натуралист.
— Отчего ж так-то?
— У ихних самцов «это самое» отсутствует.
— Как так?
— А вот так!
— Совсем?
— Совсем!
— Бедные!.. А что, поотсыхало?
Молчание.
— Отсохло, говорю? — переспросил Герман.
— Тише! Видишь — последнюю икринку пустила.
Но Германа вдруг всерьёз обеспокоило отсутствие копулятивного органа у лягушачьих самцов.
— Бедный! — жалостливо промолвил он.
— Кто бедный?
— Лягух!
Олег, видимо, пытаясь удостовериться в серьёзности интереса, проявленного другом к его ферме, наконец поднял голову и, улыбаясь, посмотрел на Германа. Судя по всему, завязывалось нешуточное околонаучное обсуждение особенностей любви земноводных, лишённых возможности чувственных наслаждений. Но диспут был решительно прерван в самом его начале. Из кустарника на мирно воркующую парочку глядело свирепое лицо «командарма».
— Герман, сука, я тебя зачем посылал?! — заревел Крестов, у которого от возмущения чапаевские усы приняли устрашающие очертания знаменитых усов Сальвадора Дали. — Олег, а ты что прохлаждаешься? — не унимался Сергей.
— Так я ему только-только начал рассказывать, что его вызывают, — оправдывался Герман и, секунду подумав, добавил: — Ведь правда, Фил, я же тебе уже говорил, что тебя вызывают, чтобы ты собирался ехать в Тура-Бу...
— Оба марш отсюда! — резко обрывая подчинённого и распугивая мирно плескавшихся лягушек, снова заорал командир. — К вечеру чтоб были в полной готовности!
Оба офицера-натуралиста живо повскакали с мест и рысью бросились к палаткам.