Когда Герман и Фил паковали вещмешки и снаряжали магазины, бригада уже выдвинулась к пакистанской границе. Как и предусматривалось планом, «каскадёры» должны были быть переброшены в предгорья Тура-Буры на второй день операции. И этот день настал.
Тура-Бура
Офицеры «Тибета» прибыли вертолётом в Тура-Буру в семь утра. Садились под нескончаемый грохот канонады. Гаубицы, задрав стволы, поочерёдно изрыгали огонь и дым.
— Прелестно! — не удержался Крестов, покидая налегке винтокрылую машину.
— Да уж! — поддакнул Герман, выходивший следом с тремя автоматами.
— А воздух!.. — присоединился к восторженному хору «каскадёров» Фил, сгибавшийся под тяжестью рюкзака с провиантом и боеприпасами.
Нежные утренние лучи солнца разбивались эффектными бликами на тонированных очках-хамелеонах прибывших боевиков. Если бы из представшей глазам молодых людей панорамы можно было вычесть батальную бутафорию, то складывающуюся мизансцену можно было бы интерпретировать как прибытие группы отдыхающих на высокогорный курорт Приэльбрусья. Новички, едва покинув борт, тут же попали в удушающие объятья комбата и сопровождавших его лиц. Предусмотрительный Герман едва успел спрятать в нарукавный карман дорогие «хамелеоны», как его сгрёб жилистый замполит Василий. Едва освободившись от замполита, Герман тут же был передан комбату Линёву, который, словно питон поросёнка, обхватил его железным кольцом своих рук.
— Ну, будет уже, Лёха, у меня и так все кишки в штанах болтаются! — взмолился Герман.
— Это не кишки, дружище, это мужской корень силой наливается, — и, сдавив ещё крепче, горячо прошептал в ухо: — А это — за Светку и за тёплую водку!
— Да отпусти же! — взмолился задушенный каскадовец. — Вон, Фил без мужской любви усыхает.
Тяжело навьюченный Олег Филимонов, согнувшись в три погибели, настороженно, но с неизменной улыбкой ждал своей очереди.
Сразу после радушной встречи Крестов, забрав у Германа автомат, ушёл с комбатом на позиции. В контровом солнечном свете уходящие вдаль командиры чем-то напоминали двух дачников, удравших поутру от своих жён на реку. Оба офицера были одеты в сетчатый камуфляж, сквозь который просвечивали тёмно-синие семейные трусы и нелепые полосатые майки.
Герман с Олегом проследовали к штабному бэтээру, где Фил, освободившись, наконец, от поклажи, тут же погрузился в изучение карт и невыразительных снимков аэрофотосъёмки. Молодой лейтенант, приставленный к прибывшим офицерам, подчиняясь вежливым просьбам Олега, постоянно подносил всё новые и новые документы.
— А это что? — тыкал пальцем в замысловатый значок на аэрофотоснимке Фил.
— Там у них ружейная мастерская, товарищ капитан.
Олег понятливо мычал, не реагируя на льстивое повышение в звании. Герман заглядывал через плечо друга и пытался хоть что-то понять в увиденном, но творческое воображение услужливо проявляло среди нагромождений горных кряжей какие-то сказочные персонажи или даже карикатурные лики добрых друзей, но ничто из увиденного никак не складывалось в картину глубоко эшелонированной группировки противника.
— Фил, когда ты успел всему этому научиться? — завистливо спросил своего товарища Герман, теребя солнцезащитные очки.
— А что тут учиться? Вот, гляди, это расщелина, видишь — тень падает, а пунктиром нанесена караванная тропа, а вот это, — доброжелательным тоном пояснял Олег, — это плато, а по краям — зенитки.
Фил аккуратно указывал отточенным карандашом в пулемётные гнёзда, как раз там, где несчастному Герману представлялись пуговицы на сюртуке привидевшегося ему гнома.
— Знаешь, Олег, я, наверное, пойду пройдусь по нашим позициям, — тоскливо предложил Герман.
Не дожидаясь ответа, он спрыгнул со штабного бэтээра и, вытащив из подсумка для гранат свой фотоаппарат, бесцельно пошёл к центру развёрнутой у отрогов гор группировки. Через некоторое время Герман увлёкся увиденным. Переходя от орудия к орудию, от танка к БМП, он периодически вскидывал камеру и снимал бойцов и офицеров, занятых рутинной боевой работой. Его снова и снова поражали наши солдаты: без видимой, обычной для Советского Союза рисовки бойцы в белых выгоревших гимнастёрках лишь изредка поднимали голову, чтобы посмотреть на человека с фотоаппаратом, а потом неспешно возвращались к делам: подтаскивали ящики со снарядами, заряжали гаубицы, затыкали уши, открывали рты и производили выстрел, после чего, отплёвываясь от поднятой пыли, начинали всё сначала. Когда канонада смолкла, Герман подходил к позициям «зелёных». Афганские союзники, или «зелёные», на жаргоне советских военных, были заняты своими делами: офицеры возлежали на топчанах под самодельными балдахинами из маскировочной сетки, рядовые, сгрудившись вокруг котлов, ожидали начала трапезы. Поодаль двое солдат пасли небольшое стадо баранов и одного телёнка. Рядом, в бамбуковых клетках под навесом, кудахтали куры, потревоженные каким-то стариком, собиравшим свежие яйца из походной кладки. Между афганским орудием и советским бэтээром туда-сюда маршировал полувзвод необученных солдат, неуклюже выполнявших элементарные строевые упражнения под руководством капрала. Герман заснял новобранцев, потом афганскую полевую кухню и, наконец, отдыхающих офицеров. Его фотосессия вызвала неподдельный интерес союзников. Афганцы группами и по одному подходили к фотографу и, приняв героические позы, просили увековечить себя на память. Если от солдат удалось быстро отвязаться, то офицеры чуть ли не силком принуждали Германа заснять их на фоне боевой техники или далёких разрывов снарядов в предгорьях Тура-Буры.