— Отставить! — властно скомандовал Крестов, глядя на уронившего голову бородача.
— Серёга, это не «Муравей», — горячо зашептал Герман.
Пленник поднял голову. Единственным не заплывшим глазом он окинул вошедших. Герману, не терпящему всяческое насилие, стало не по себе.
— Крест, пошли назад, пусть они сами поработают, — взмолился он, хватая командира за руку.
Но Крестов, величественно оседлав услужливо подвинутый табурет, уже вперился немигающим взглядом в перебежчика.
— Рафи-ик Гирьман, — вдруг тоскливо и протяжно завыл пленник.
От неожиданности Герман даже склонил на бок голову, как обычно делает собака, увидев что-то, выходящее за рамки её понимания.
— Ма — морч`аке худованд (я — божий муравей), — спёкшимися губами снова пропел афганец.
— Гульмамад? — не веря своим ушам, радостно воскликнул Герман.
— Саист, инжанейр-саиб (да, господин инженер)!
Герман был в недоумении. Голос принадлежал Гульмамаду, но заросшая до белков глаз физиономия сидельца ничем не выдавала милого его сердцу агента. Всё это напоминало дублированный «Союзмультфильмом» индийский сериал, где главного злодея озвучивал кроткий Ростислав Плятт.
— Бас! — рявкнул Крестов. — Всем на выход!
Палачи один за другим застенчиво потянулись вон из палатки. Наконец не выдержавший напряжения Герман ринулся к пленнику и сжал его в своих объятиях.
— Ты ему хотя бы руки развязал, — подал голос улыбающийся Крестов.
— Да, да, Серёга, сейчас, — затараторил Герман, высвобождая из пут своего агента. — «Букашка» ты моя ненаглядная, — ласковым голосом пел он, снимая с его рук электроды.
Вдруг резкий, пронизывающий всё тело болезненный спазм перехватил тело Германа. От неожиданности он вскрикнул, и тут же Крестов, снимая руки с рычага высоковольтного преобразователя, залился безудержным смехом.
— Дур-р-рак ты, Крестов! Дурак и...
— И не лечишься! — завершил начатую фразу довольный Сергей.
Разговор с Гульмамадом оказался более чем плодотворным. Через десять минут после начала общения каскадовцы увели пленника в расположение бригады, накормили гороховой кашей и тут же, у полевой кухни, принялись расспрашивать так вовремя появившегося агента. Линёв, Фил и бригадный переводчик, присоединившиеся к товарищам, только успевали задавать наводящие вопросы. Гульмамад знал всё. Он уверенно отмечал на карте ещё не выявленные разведчиками огневые точки, склады с оружием и боеприпасами, рисовал схемы подземных укреплений, словом, доставлял окружавшим его советским офицерам-разведчикам не сравнимое ни с чем профессиональное наслаждение. Герман цвёл майской розой. Единственное, что мешало его эйфории, так это непрекращающиеся раскаты в животе.
— Ты бы сходил до ветру, — посоветовал Линёв, не отводя глаз от карты.
«На ветру» Германа несло четверть с небольшим часа. «Неужели дизентерия?» — прикидывал варианты сидящий на корточках страдалец. Его успокаивало одно: он, Герман, невольно оказался крайне полезным для успеха предстоящего штурма. Даже на время померкший образ непревзойдённого чтеца топографических карт и одновременно стратега-самоучки Олега Филимонова уже не терзал его самолюбие.
Когда Герман вернулся, Гульмамад завершал излагать планы душманов накрыть миномётным огнём позиции бригады.
— Ты послушай, Гера, — не сдерживая волнения, пригласил его Крестов, — послушай, что твой «Муравей» рассказывает.
— ...перед обстрелом мирное население из кишлака будет выведено, — переводил худощавый ефрейтор-таджик, — время нападения не определено, переброска «духов» на позиции начнётся сразу после отвлекающего нападения на правом фланге.
— Ясно, — подытожил комбат, вставая. — Серый, берёшь мою роту и выбьешь духов из кишлака, я двумя ротами накрою басурман на левом фланге, а сейчас — всем отдыхать!
Мясо
Герман, Крестов и Фил, оставив «Муравья» на попечение переводчиков, снова отправились к «зелёным», чтобы залегендировать предстоящую ночную активность. Назад возвращались весёлыми и довольными результатами уходящего дня. Когда друзья переходили русло высохшей реки, ударил взрыв.
— Неужели начали раньше намеченного? — предположил Герман.
— Гера, это наш танк, — спокойно ответил Крестов, взбираясь на каменистую кручу.
Снова прозвучали два взрыва.
— Крест, у меня музыкальный слух, а тебе медведь на ухо наступил, — начал настаивать Герман. — По нам бьют миномёты.