— Гляди, чтоб чего лишнего не отстрелили!
Но Герман уже ничего не слышал. Он судорожно освобождался на ходу от пут армейской амуниции. Клацнул упавший автомат. Страдалец тенью тушканчика замер между деревом и дувалом. Теперь он мог спокойно наблюдать за двумя НЛО, уходящими в сторону пакистанской границы. «Интересно, они за нас или за «духов»?» — расслабленно думал он, разминая клочок завалявшейся в кармане газеты.
Когда дело было сделано, стрельба затихла. Подбирая автомат, Герман уверенно пошёл вперёд, где под ярким светом фар бронетранспортёров собирались участники операции. Старший лейтенант Орлов докладывал Крестову об итогах боя, чуть поодаль, отчаянно жестикулируя, что-то доказывал пленному душману Гульмамад. Переводчик-таджик спокойно курил рядом.
— О чём это они? — спросил таджика приблизившийся Герман.
— А хрен их знает, я пушту не знаю.
Вдруг Гульмамад замахнулся и наотмашь ударил пленника кулаком в лицо. Афганец, увернувшись, смягчил удар.
— Ну-ну, будет вам! — одёрнул своего источника Герман.
Гульмамад зашёлся истерическим клёкотом. Спокойно стоявший пленник слегка отстранился назад и внезапно нанёс головой удар прямо по переносице разошедшегося «Муравья». Подопечный Германа рухнул наземь, обхватив руками разбитый нос. Его обидчик тут же, получив короткий удар прикладом в грудь, упал рядом. На шум прибежал Крестов. Герман уже поднимал причитающего агента.
— Досталось же ему сегодня, — откомментировал произошедшее Герман, помогая бедолаге встать. — Серёга, давай отправим его завтра в Самархель.
— Посмотрим, — уклончиво ответил Крестов, устремив взгляд в сторону невидимых гор.
— Гульмамад, а это что? — указывая на светящую точку, спросил командир.
— Читур? (что?) — утирая разбитый нос, переспросил афганец, поворачиваясь в ту же сторону.
— Я спрашиваю: свет на небе... этот огненный шар — что такое?
— Это инопланетяне? — поспешил на помощь командиру Герман.
Гульмамад повернулся к переводчику. Они минуту о чём-то говорили, потом таджик пояснил:
— Гуманитарная помощь.
— Что? — разом выдохнули оба офицера.
— Им что, инопланетяне гуманитарную помощь по воздуху доставляют? — пытался уточнить Герман.
— Да нет, товарищ капитан, — смеясь, ответил переводчик, — пацанята в кишлаках балуются.
— Пацаны? — удивлённо воскликнул Герман.
— Так точно. Берут бумажный мешок из-под американской гуманитарной помощи, внизу крепят плошку с жиром, ставят фитиль, зажигают, тёплый воздух поднимает пакет, и он летит себе...
Глядя на обескураженного Германа, Крестов зашёлся неудержимым смехом.
В расположении бригады Герману стало плохо. Его мучили рвота, отрыжка и понос. «Отравление, — констатировал военврач, — отравление или желтуха». Герман горел. Ему нестерпимо хотелось пить.
— Линь, когда первый борт придёт? — спросил комбата обеспокоенный Сергей Крестов.
— Да не раньше того, как мы кашу в горах заварим.
— А если инопланетян попросить? — улыбнулся Крестов.
— Пошёл ты знаешь куда! — огрызнулся комбат. — Я под Читой собственными глазами...
— Верю, верю! — миролюбиво остановил друга каскадовец и, обращаясь уже к врачу, спросил: — А он выдержит?
— Должен вроде, — пожав плечами, ответил медик. — Сейчас его промоем, вколем, что надо, а утром — в медсанчасть.
Судьба Германа была решена. Когда первые тонны горной породы полетели вниз под натиском армейской артиллерии, вертолёт уже снижался на площадке вблизи Самархеля.
Домой!
После недолгого пребывания в санчасти Герман вернулся на базу. Несмотря на старания врачей, его состояние оставалось скверным. К вечеру следующего дня поднялась температура и больной впал в беспамятство. Фельдшер Мишин прописал обильное питьё и жаропонижающее. У Германа пропал аппетит. Крестов и Олег Филимонов, которые успели вернуться после завершения операции, пытались подбодрить товарища, но Герман лишь вяло отшучивался и снова впадал в прострацию. Не на шутку встревоженный полковник Стрельцов принял решение эвакуировать больного офицера в Кабул.
Герман очнулся утром, когда изнуряющая жара ещё не накрыла палаточный городок. Минуту он прислушивался, пытаясь определить своё положение во времени и пространстве. Где-то недалеко, картавя, бубнил Ляховский:
«...четвёртый день валяюсь в окопах», — монотонно выговаривал он.
— Лях, отдай газету Селиванову! — послышался недовольный голос Мамонта. — Что ты, как пономарь, выводишь.