— Кто ж вам сказал, что я живу в Самарканде?
— Хорошо, не в Самарканде, а под Самаркандом. Вы же сами так говорили. И потом... вы же любите Узбекистан, я это вижу! Тогда — откуда вы?
— Да, я всё это люблю, но живу в N-ске, хотя родился в Узбекистане. Часто был в командировках в Бухаре, Навои, Намангане... Про столицу даже не говорю. А N-ск — город хороший, но холодный: сколько в нём живу, столько и мёрзну.
— Вот и возвращайтесь на родину.
— Я подумаю. Хотя вряд ли. Россия назад уже не отпустит. Даже Леонид Филатов уже никогда не вернётся в Туркмению.
— Какой Филатов?
— Леонид Филатов — актёр. Тот, что главную роль в фильме «Экипаж» сыграл.
— Никогда бы не подумала. Выходит, и он из Средней Азии?
— Да, и не он один. Между прочим, много музыкантов из Узбекистана теперь в Москве живут. И представьте, я в прошлом — тоже музыкант. Играл на скрипке в студенческом ансамбле и джазовом оркестре.
— Да ну!
— Ей Богу! Но до консерватории не дотянул, хотя там у доброй половины музыкантов в друзьях числюсь.
— Так уж у половины!
— Ну, у трети.
— И пианистов знаете?
— Да. Мишу Милославского, Гену Сытина.
— Фантастика! Милославский был моим преподавателем. Он ваш друг?
Герман осёкся. Ему Милославский другом не был и в обозримом будущем вряд ли бы стал.
— Нет, Миша мне не друг. Не успели подружиться, — отводя глаза, промолвил Герман. — Он в Израиль эмигрировал.
— А вот и нет! Он в Канаде.
— Рано, я вам точно говорю — в Израиле.
— Да нет же, как только от него невеста ушла — сразу уехал в Канаду.
— Какая невеста?
— Ирка, моя подруга.
Герману стало не по себе.
— Ирка Литвинова — твоя, то есть ваша, подруга?!
— Да. Слушайте, Герман, давайте «на ты», хорошо! А ты что, Ирку тоже знал? Сумасшедше красивая женщина.
— Да уж...
— А где ты с ней познакомился?
— На капустнике в старый Новый год, когда фильм «С лёгким паром» вышел.
— Чудеса! Это первый раз, когда Ирка без меня в гости пошла. А ты знаешь, что после того капустника они и разошлись.
— Да ну! — притворно-удивлённо ответил Герман.
— Да! Мне Ирка говорила, что на том вечере познакомилась с каким-то лейтенантом, который ей голову набекрень поставил, и не только...
— А что ещё?
— Да ну тебя, Герман, что ты в настоящих чувствах понимаешь!
— Это точно, что я могу в них понимать!
— Потому в Канаду и уехал.
— В Израиль.
— В Канаду, с разбитым сердцем!
— Ран`о, ты мне покажи хотя бы одного музыканта — и чтобы без разбитого сердца!
— А я?
— Ты просто ещё с настоящим охальником не встретилась!
— А ты?
— Что я?
— Да что ты вообще понимаешь в женщинах!
— Зато в мужиках чуток разумею.
— Ты даже представить не можешь, какие чувства были! Только свечу задуло — и в Канаду!
— В Израиль!
— Спорим!
— Если спорить — то по-крупному!
— Это как?
— Проиграешь — поцелую!
— Меня?
— Если не промахнусь.
— Надо же! А мне и целовать некого.
— Спорь на шампанское.
— Нет, лучше на шоколадку.
— Большую?
— Самую большую!
— Такую, как у меня, ты за две недели не осилишь. — Герман мысленно усмехнулся, представив, как его спутница ошалеет, увидев украденный с фабрики батон шоколада.
Девушка уже тянула ладошку, чтобы заключив пари. Герман взял её и мягко разбил своей ладонью рукопожатие.
— Герман, ты меня утомил! Ты специально женщин доводишь? Или ты их просто не знаешь?
Молодой человек многозначительно молчал.
— Спорим, что нет такой шоколадки, которую бы я не съела за один раз, — не унималась спутница, — на что будем спорить?
— На поцелуй!
— Боже мой! Какие вы все мужики примитивные! Ну, да ладно — всё равно проиграешь! А теперь — помоги достать мою сумку.
Герман встал, вытащил с верхней полки дорожную сумку и передал её спутнице. Ран`о, минуту порывшись в вещах, достала фотографию и, торжествуя, протянула её Герману.
— Вот, смотри и читай!
На фотографии широко улыбался Миша Милославский, стоящий спиной к роялю, а на обороте — подпись: «На память любимой ученице с пожеланиями успехов и любви. М. Милославский Торонто. 1980 г.»
Герман был искренне удивлён. Ведь он лично визировал разрешение в ОВИР на выезд известного пианиста в Израиль.