— Что — «и я»? И ты его обидел?
— Нет, ну как можно, не знаю даже... нет-нет, Михаил Иванович, — затараторил Герман, судорожно сжав флакон с ихтиоловой мазью, — просто... «И я того же мнения!» — закончил рифмой совершенно запутавшийся оперработник.
Начальник отделения как-то настороженно взглянул на подчинённого, но всё же изрёк:
— Прошу исполнять!
— Есть! — из последних сил вякнул Герман, почти теряя сознание.
Приземление
Обо всём этом вспоминал молодой капитан, летящий навстречу своей судьбе. Рядом мирно сопела Ран`о, с которой он совершенно случайно не познакомился раньше и которая так взволновала своими воспоминаниями о консерватории. А тот случай всё же имел счастливый конец: Герман пошёл к своему старшему товарищу, майору Зайцеву, курировавшему филармонию, и во всём ему сознался. Зайцев так ржал, так ржал... он буквально плакал, взрываясь новым приступом смеха после каждого эпизода, мастерски излагаемого приходящим в себя Германом.
— Дай понюхать ихтиолки, может, и меня проберёт, — заливался майор, — ой, уйди с глаз долой! Уйди, говорят, а то я уже с душой прощаюсь. Уйди, ради Бога, уйди, я всё сделаю!
И Зайцев действительно всё сделал: пошёл к начальству, сказал, что на такое серьёзное задание сопляков посылать нельзя, что любая осечка — и мы лишимся талантливого исполнителя. Он много ещё чего говорил, но не смог сделать главного — переубедить самого Милославского. Миша, так и не подружившись с Германом, уехал.
Да, ещё... Агент «Инесса» Германа так и не сдала.
Объявили о снижении. Герман послушно пристегнул ремни безопасности и потянулся к спящей соседке. Он аккуратно взял за пряжки её ремни и уже собирался их соединить, как был остановлен:
— Руки!
— Что?
— Руки, говорю, убери, — подозрительно косясь на него, повторила Ран`о.
— Хорошо, только не волнуйся, я всего лишь хотел пристегнуть тебя ремнями.
— Я и сама могу, — несколько виновато ответила девушка.
— Ран`о, ты что на меня крысишься?
— Я не крысюсь... я... я — осторожная, на таких, как ты, любая девушка в два счёта сгорит. Ты даже не сказал, где ты работаешь.
— А ты и не спрашивала. Я работаю преподавателем в Сибирском политехникуме.
— Не врёшь?
— Зачем мне врать?
— А куда летишь?
— В Ташкент, потом в Фергану, в командировку.
— Куда?
— В Ферганский политехникум, — не моргнув глазом, ответил Герман.
Соседка успокоилась. Потом, порывшись в сумочке, вытащила фотографию и показала её Герману: «Узнаёшь?»
— Узнаю — Инесса, то есть Ирка Литвинова, — молодой человек покраснел и повернулся к иллюминатору. В воздухе отчётливо запахло ихтиолкой. «Это уже не Павлов, это — Фрейд», — подумал про себя он и вновь обернулся к спутнице.
— Гера, что-то в тебе не так!
— Всё не так, Ран`ошка...
— Не называй меня, как куклу, нет такого имени — Ран`ошка.
— Ладно, ладно, я вообще могу замолчать.
— Ну хорошо, не дуйся, на вот лучше, конфетку пососи. Может ведь девушка поверить своей интуиции?
— Может. Ну и что она тебе говорит?
— А то, что ты тот хмырь, что свернул набекрень голову моей подруге! Я вспомнила, Ирка ещё говорила, что этого лейтенанта как-то чудн`о звали, а теперь всё поняла. Герман! Куда уж чуднее имя придумать!
Разоблачённый сотрудник КГБ безмолвствовал.
— Что молчишь?
— Конфету сосу.
Ран`о весело рассмеялась:
— Так ты ещё и врун...
— Ран`о, молчи, прошу тебя... Да, я там работаю, да, я лечу в Фергану, но не в Ферганский политехникум, а в учебный центр для переброски в Афганистан.
— Понятно-о, — протянула девушка. — А с шоколадкой ты тоже наврал?
— Нет.
— Герман, прекрати паясничать!
Тут уже Герман не выдержал. Несмотря на снижение и предупреждающие надписи на табло, он поднялся и достал свой чемодан.
— Второе пари в силе? — переспросил он.
— Как сказать!
Герман стал укладывать чемодан на место.
— В силе, в силе! — в приступе кошачьего любопытства почти закричала девушка, привлекая внимание других пассажиров.
— Молодой человек, сядьте на своё место! — скомандовала невесть откуда взявшаяся бортпроводница.
— Секунду, девушка, мне бы только шоколадку достать, а то меня тошнит.
— Вам пакет принести? — сменив гнев на сострадание, спросила стюардесса.
— Нет, спасибо, вы лучше моей девушке принесите, её сейчас вырвет, — и с этими словами Герман вытащил на свет шоколадную буханку.
— Бо-же мой! — заворожено пролепетала Рано, — мне сейчас дурно станет! Эту шоколадку я и за месяц не съем!