Площадь Юбилейная была обычной площадью – на нее выходило сразу несколько улиц, а между высились здания. Все в том же стиле сталинского ампира. Особенно Лео понравилось серое, почти даже черное, строение. Высокие колонны, треугольный портик, трехметровые двери. Перед входом памятник. Нет, скульптурная композиция. Черные фигуры каких-то суровых ребят с тяжелыми отбойными и обычными молотками, в касках с фонарями, в робах, в сапогах. Идут куда-то целеустремленно. А перед ними на отдельном невысоком пьедестале мальчонка. И тоже с трубой. Гудит, смеется.
Лео поглядел на памятник, на трубача, затем решил погудеть. Сплюнул, спрятал лицо под кофту и набрал теплого воздуха. Приложил губы к медному мундштуку и дунул.
Труба гаркнула. Эхо запрыгало по фасадам, зазвенели стекла, опять хлопнулись сосульки. Эффект получился что надо. Лео попробовал отнять трубу от губ, но труба не сдвинулась, а губы чуть не оторвались. Лео попробовал еще раз, но уже осторожнее, проверочно.
Так и есть, примерз.
Мде…
Ну ты молодец, Лео.
Надо было срочно найти теплое помещение. Лео огляделся. Площадь Юбилейная явно не была таким местом, и Лео горько замычал. Потом попробовал отделить трубу еще раз. Та держалась крепко. Тогда Лео попытался освободиться по-другому – решил разогреть мерзлую медь слюной.
Подобная тактика ситуацию только усугубила, слюна заполнила пространство вокруг рта, мгновенно замерзла и окончательно перекрыла доступ воздуха. Лео попытался дышать через нос, но было ужасно больно, к тому же скоро нос тоже заполнился инеем.
Оставалось одно – дышать через трубу. И Лео стал дышать так. С каждым вдохом труба пищала, как страдающая ожирением летучая мышь, а с каждым выдохом ревела, как раненый буйвол.
Лео стоял посреди площади и дудел. Очень скоро оценил весь тонкий идиотизм ситуации – он стоял и дул в трубу напротив железного мальчика, который тоже дудел в трубу. Лео стало смешно, он не смог удержаться, и труба закрякала издевательски.
Стоять напротив железного мальчика надоело, Лео развернулся, отправился в обход площади, с намерением выбрать какую-то улицу и углубляться в нее, дудя в дуду.
На четвертой по периметру остановился. «Ул. Гагарина», – прочитал он.
С минуту Лео выбирал между Гагариным, Ломоносовым и каким-то Черновым с предыдущих улиц, но выбрал первого космонавта. Ломоносов был лысым, а Лео лысых не любил, Чернова Лео вообще не знал, а Гагарин человек великий, с этим только негр поспорит.
Улица как улица, не очень широкая, но, кажется, длинная, конца не видно. Лео показал кулак железному трубадуру и двинул по улице имени настоящего русского героя.
Она практически ничем не выделялась, даже вывесок никаких, просто жилые дома. Лео шагал и шагал, пару раз останавливался, чтобы послушать – нет ли кого, не идут ли по следу восемнадцать злоумышленников. Но злоумышленников не слышалось. И вообще было тихо, только жирный хруст снега из-под ног. Ну и еще рев трубы.
Прямо по курсу виднелся сугроб. Сначала Лео внимания на него не обратил, а потом, сконцентрировав поверх трубы зрение, испугался. Это был труп – из сугроба торчала желтоватая белая шуба, а чуть ниже чумазые пятки черных валенок.
Стало жутковато.
Потом он заметил, что пятки большие, и подумал, что, скорее всего, это мужик.
Он подошел шагов на пятьдесят и остановился. Поскольку показалось ему, что правый валенок шевельнулся. Лео попробовал проморгаться, однако не получилось. Нормально смотреть было можно только одним глазом, при попытке взглянуть двумя все расплывалось из-за дурацкой трубы.
Лео решил всмотреться левым глазом, потому что правый у него видел несколько хуже. Видно было не очень хорошо, но Лео разглядел, что валенки у мужика необычные, со специальными черными шипами – для препятствования скольжению. А подошвы обшиты блестящей черной кожей – для препятствования намоканию. Настоящие полярные валенки. Лео подумал даже, что неплохо бы такие валенки снять, если они, конечно, не примерзли. Разумеется, это несколько смахивало на мародерство, но в полярных условиях щепетильностью стоило пренебречь. Может, он потом и вернёт.
Обрадовавшись своей гениальности, Лео устремился к сугробу. Ускорил шаг, задышал быстрее. Из трубы вырывались хриплые звуки, Лео спешил. Когда до сугроба оставалось метров десять, валенки пошевелились. Лео обрадовался – полярник жив, а значит, у него есть шанс…
И тут Лео понял, что это не валенки. И не шуба. И вообще не мужик.
Лео услышал, как забилось сердце, почувствовал, как к горлу подступил ком, как задрожали колени.
Он почему-то задержал дыхание, а потом, когда дыхания скопилось слишком много, выдохнул. Труба рявкнула.
Пятки пошевелились снова. Лео отпрыгнул в сторону, сделал несколько шагов и оказался с другой стороны сугроба.
Сугроб сдвинулся. Затем развернулся, и Лео увидел медведя. Полярный медведь, самый обычный. Большой, с сальной шкурой, красной мордой и голодными глазами. Медведь осоловело уставился на Лео.
Лео начал медленно отступать. Откуда-то он помнил, что не стоит бежать при виде медведя, у зверя может сработать охотничий инстинкт.
Медведь не двигался и агрессивных действий не предпринимал, только смотрел. Из пасти у него текла красноватая слюна, замерзала по пути и ломалась красными сосульками. Хорошо бы он задрал какого-нибудь оленя и был сыт…
Медведь рявкнул. Не задрал. Голодный.
Лео отступал.
Медведь рявкнул еще и сделал шаг. Лео попробовал отступить пошустрее. Вернее, попробовал побежать. По улице Гагарина. С прилипшей к губам трубой это было тяжело, но Лео старался, держа трубу уже обеими руками, выдувая бешеную песню отчаяния.
Медведь устремился за Лео. Сначала лениво, но, когда Лео от страха прибавил скорости, мишка ее тоже прибавил.
Лео услышал его топот и припустил еще шибче. Во рту чувствовался кровавый привкус, ноги дрожали, руки тоже дрожали, но он бежал. Жадное хряканье, взрыкиванье и хлюпанье за спиной подстегивали, к тому же Лео слышал, что все это хряканье приближалось. Оглядываться Лео не успевал, успевал только под ноги смотреть. Да и не хотелось особо оглядываться.
Лео надеялся только на одно – свернуть, юркнуть в какую пятиэтажку, спрятаться. Хоть в мусоропровод, хоть куда. Но пока свернуть не получалось – улица была отгорожена от остального города высокими сугробами. Затем она резко повернула, Лео тоже, и за поворотом понял, почему все-таки она была улицей Гагарина.
Памятник. Видимо, народной архитектуры. Лео подумал, что его построили, вернее, создали какие-то местные ребята, скажем, с механического завода. Если бы не белый медведь за спиной и не примерзший к губам музыкальный инструмент, Лео смог бы оценить и композицию, и творческий взлет мысли.
Гагарин был симпатичным, но чересчур, пожалуй, крепким человеком, этакого штангистского телосложения. В общем, ширококостный комбайнерский типаж. Он стоял, положив руку на аппарат, напоминавший ракету с детского рисунка – с круглым иллюминатором и тремя опорами. Ракета была высокая, к ее выпуклому боку прислонялась худая лесенка, ведущая к иллюминатору, а на самой верхушке ракеты ютилась похожая на спутниковую тарелку антенна. Гагарин опирался ладонью на ракету и улыбался, смотреть на него было приятно.
Но что больше всего поразило Лео, поразило, даже несмотря на весь драматизм ситуации, – из-за ракеты выглядывали существа, сваренные из стальной арматуры. Судя по ноздреватым и глупым рожицам, это были инопланетяне.
Оценить новаторство автора Лео не успел. Да и задачи такой не стояло. Собрав остатки сил, он рванул к Гагарину, как к последней надежде.
Первый космонавт не подвел, Лео влетел на его звездолет с космической просто скоростью, даже труба не помешала. По трапу, потом в иллюминатор, потом на антенну. До земли, то есть до снега, метра четыре. Лео вцепился в тарелку, трубу тоже положил на нее. Губы болели.