— Дьявол! — возмутился он. — Луиза! Я весь мокрый.
— Вот значит как. Теперь я опять Луиза. — В ее голосе было больше грусти, чем обиды.
— Ты о чем?
В палату вошли врач и сестра. Увидев, что творится с постелью, сестра охнула, а доктор заговорил о выписке: состояние Далтона более-менее стабилизировалось, но дома ему нужно обеспечить надлежащий уход, продолжать физиотерапию, так что без сиделки не обойтись.
Луиза была готова расплакаться. Они с Далтоном никогда не обсуждали подобную ситуацию. Как-то раз она завела об этом речь: сам подумай, работа у тебя опасная, что будет, если, не дай бог, надолго сляжешь. Он на нее наорал, тем все и кончилось. И вот что вышло. Официально она ему не жена, и доверенности на его медицинскую страховку у нее нет.
Как легко с его губ слетело имя Розалинды. Да и кто, собственно, для него Луиза? Он никогда не предлагал ей выйти за него замуж. Это ее задевало, но лишь теперь она поняла, насколько глубоко.
Розалинда с ранчо ДР.
А что, если Луиза не упомянута в его завещании? Джеймс в миг выставит ее за дверь. Она тряхнула головой, гоня от себя печальные мысли. Главное — Далтона выписывают.
Тодд вроде говорил, у него есть знакомая сиделка — двоюродная сестра или свояченица. Надо будет ему позвонить.
Снег все валил и валил — никто не мог припомнить такого затяжного снегопада в начале ноября. Джеймс и Пол, падая от усталости, наконец загнали стадо. Настало время отнимать телят от матерей.
У ворот уже стояли два полуприцепа. Водители, сидя в кабине одного из них, курили и о чем-то болтали.
Собаки бегали за телятами и, кусая их за ноги, заставляли идти в левый загон, а коров отгоняли в правый. Поначалу коровы думали, что просто потеряли своих детенышей из виду — ничего страшного, найдутся, — и только беспокойно крутили головами. Но тут водители, докурив, распахнули задние двери фургонов. И коровы заволновались всерьез. На этих машинах увезли на бойню не одно поколение телят, и стены пропитались запахами страха и смерти. Когда ветер донес до них эти запахи, матери все поняли.
Коровы заревели. Теснясь у ограды, они тянули шеи к машинам, в которые заводили телят. Давя друг друга, рвались к своим детенышам. От их воя разрывалась душа.
Уже тридцать раз Джеймс отправлял телят на убой. Эта работа всегда давалась ему нелегко, но в присутствии Далтона он старался показать себя опытным скотоводом, чтобы отец мог им гордиться. Сегодня ему было невыносимо. Может, потому, что рядом нет отца, а может, оттого, что приехала Дейзи, — страшно подумать, что она все это слышит.
Он не сразу ее заметил. Зеленая куртка Дейзи сливалась с хвоей сосен, росших у дальнего края загона. Сотни телят увозили с ранчо, четыреста коров выли от боли. И Дейзи пришла посмотреть. У него сжалось сердце — от тоски и от злости.
Он подъехал к ней.
— Иди в дом, Дейзи!
— Ты послушай… — всхлипнула она. — Они плачут.
— Так каждый год бывает. Иди в дом и закрой дверь. Скоро все кончится.
Дейзи закрыла глаза. Она была смертельно бледна.
— Ради бога, Дейзи. Иди в дом!
— Не могу. Я не могу их оставить. Я буду здесь, пока не уведут последнего теленка. Пока…
— Пока они не потеряют последнюю надежду? — Джеймс сам не понимал, откуда взялись эти слова. — Это ты хочешь сказать?
— Я просто хочу быть с ними, — ответила Дейзи. — Я не могу этого объяснить. — Она тяжело вздохнула и, перестав плакать, взглянула Джеймсу в глаза. — К тебе это не имеет никакого отношения. Со мной все в порядке. Иди работать.
— Значит, ко мне это отношения не имеет? — Он резко развернул лошадь и поскакал прочь.
Телята, растерянно мыча, неуклюже поднимались по пандусам в фургоны. Они не подозревали, что их ожидает. Так и бывает в жизни, подумал Джеймс. Дети всегда надеются, что родители о них позаботятся.
Луиза вернулась на ранчо в самый разгар погрузки. За долгие годы она уже привыкла к безутешному реву коров, но сегодня слушать их мычание было выше ее сил. Увидев Дейзи, стоявшую у дальнего конца большого загона, она горестно покачала головой: бедная женщина и так достаточно натерпелась, сама потеряла ребенка, ни к чему ей на такое глядеть.
Войдя в дом, Луиза вздохнула с облегчением. После больницы было особенно приятно оказаться дома. Она подошла к буфету, налила себе виски. Обычно она не пила до захода солнца, тем более одна, но сегодня можно нарушить правила.
Сев на диван, она обвела глазами комнату. Со стен на нее взирали портреты Такеров. Взгляд Луизы остановился на серебряном подносе, доставшемся жене Далтона в наследство от бабушки.