— Люблю путешествовать, — сказал Стропила. — Особенно я обожаю морские путешествия в тихую погоду.
— Эмигранты безродные! — взорвался капитан Прунамель. — Будете путешествовать до конца своей никчемной жизни! Эй, матросы, рубите канат!
— Отмени приказание, капитан, а то пойдешь под суд, — спокойно сказал Стропила.
— За что это? — удивился капитан Прунамель.
— За то, что не оказал помощи терпящим бедствие на море!
Капитану пришлось согласиться:
— Твоя правда, пират эдакий… Закон так и гласит. Но я тоже найду на тебя закон! Отдам тебя под суд за то, что прицепился к судну без разрешения капитана, не имея документов на выезд.
— Отдавай, капитан Прунамель, — насмешливо сказал Стропила. — Тебя все поварята на флоте обсмеют: что же это за капитан, который не заметил, что к его корме другое судно прицепилось!
— Опять твоя правда, корсар прибрежный… — согласился капитан. — В суматохе отходили. Я чувствовал, что ход меньше, чем полагается, да не было времени выяснять причину.
— Ты не оправдывайся, а возьми-ка нас на борт, — сказал Стропила. — Здесь не жарко, да и сыровато. Брызги летят.
— Придется принять вас на борт, — сказал капитан Прунамель. — А плот ваш я разберу на дрова!
— Не в музей же его сдавать! — согласился Стропила и начал вместе с Кикимором подтягивать канат.
Бывшие мудрецы выбрались на палубу и пошли завтракать. А мы так измучились, что отказались от еды. Петька задремал под стенкой рубки. Лидка тоже клевала носом. Меня тянуло прилечь после тяжелой ночи… Я сказал капитану, что на порядочных судах имеются спальные места.
— Вы правы, шеф, — улыбнулся капитан Прунамель.
Он провел нас с Лидкой в каюту — теплую, уютную, освещенную только лучом света, проникающим сквозь маленький иллюминатор. В каюте пахло сосновой смолой. Тихо булькала вода за бортом. Лидка легла на деревянную скамейку. Я рухнул рядом, положив голову на ее руку и заснул раньше, чем закрылись глаза.
Когда я проснулся, Лидки в каюте не было. Я протер глаза, пригладил волосы и вышел наверх. Солнце уже склонялось к западу. Матросы шумно сражались в карты с бывшими мудрецами и щелкали их по носам колодой. Кирюха по-прежнему сидел в бочке и добросовестно смотрел вдаль. У штурвала стоял Петька. Он уверенно правил, а у капитана был такой невозмутимый вид, будто так и надо. «Неужели Петька умеет?» — подумал я. Мне стало немножко завидно.
— Вы проверьте, — сказал я капитану, — может, он не туда правит. На Петьку надеяться нельзя, я уже убедился.
— Возможно, на берегу это и так. Не стану спорить, дорогой шеф. Но в море на Петю можно положиться, — сказал капитан. — Я уже убедился, что Петя правит туда, куда надо. Из него вышел бы прекрасный моряк.
— Съел? — сказал Петька, не отрывая взгляда от компаса.
Я увидел, что нас слушает Лидка, и попытался сострить:
— Я рад, что ты хоть на что-то годишься!
— Уж не как некоторые, которые только глину месить умеют, — довольно удачно отпарировал Петька.
Игроки перестали щелкать друг друга по носам и прислушались к нашему разговору. Я не должен был оплошать.
— Кирпичи я делал как хотел, а тебе то ли дадут постоять за штурвалом, то ли не дадут. Это от тебя не зависит.
Петька не сдавался:
— Если бы в Мурлындии нашелся хоть один специалист строитель, тебе бы даже песок подносить не позволили. Твои кирпичи больше похожи на булыжники. А я стою за рулем при капитане, и он меня хвалит, как видишь!
— В тихую погоду за рулем стоять просто, — сказал я. — Это и Ежуня сумеет. Ты бы в шторм попробовал.
Петька глянул на меня снисходительно и сказал:
— Ты знаешь, в чем высшее проявление морского бескультурья? Не знаешь? Так я тебе расскажу: высшее проявление морского бескультурья в том, чтобы отвлекать рулевого посторонними разговорами.
Это у него здорово получилось. Я умолк, потому что крыть мне было нечем. Лидка сказала:
— Мальчишки, перестаньте ехидничать, как не стыдно! Миша, ты лучше посмотри: впереди наш берег! Скоро мы будем дома, чувствуешь? Нет, ты ничего не чувствуешь, — вздохнула она. — Ты просто удивительно толстокожий.
Я спросил у капитана:
— Неужели там впереди наш поселок?
— Думаю, что так, — сказал капитан.
У бортов шуршали волны, солнце клонилось все ниже к горизонту, синеватый берег приближался. Вот на нем появился лес. Потом я различил полоску песчаного пляжа, осводовскую будку с длинной мачтой, домики на берегу, фанерный павильон летнего ресторана… Я узнал свой поселок. Только теперь я всей душой почувствовал, что скоро буду дома. Только теперь я понял, как соскучился по родному домику с верандой, по школьным приятелям, по бабушке и даже по нашему огороду, каждая грядка которого вскопана моими руками не один раз. Сердце мое колотилось, в горле стоял комок, и на глаза накатывались слезы. Стоило большого усилия сдержать их.