Мое село, холмы со всех сторон,Моя река и легкой мглы завеса.Над выгоном, над синей кромкой лесаПлывет неспешный колокольный звон.
А мать моя хворает. Ей сейчасНа солнышке погреться бы немного,И вот со мною рядом у порогаОна садится, сединой лучась.
Ах, так она стара и так добра!Сидит безмолвно, глаз с меня не сводит,Пока печалью колокол исходитИ тает в небе дальняя гора…
* * *
Как не любить тебя, родная, бедная,В скорби покорной страна опаленная,Снова мечам остроблещущим преданная,Ты – богородица, семь раз пронзенная!
Словно урок выполняя заученный,Жертва безвольная, всё отдавала ты.Ты не была ль непорочною мученицей,В крестном страдании кровию залита.
Душу, горящую пламенем, дарственноТы без вины отдалa за вселенную:Ты, величавая, скромная, царственная,Смерть принимала и муку бессменную.
Время! Воспрянь! Жду пурпурно-горящую!Ревность прими, как доспех, богатырскую,Смело затепли во мраке таящуюОгнекрещеную душу наирскую!
НАИРЯНКА
Мне наирянка улыбнулась тонкостанная,Печальных глаз был прям и огнен верный взор,И чист был пламень, как заря, из ночи данная,Горел и жил открытый облик девы гор.
И там, где северно и сумрачно от холода,Наирский день блеснул в душе, как солнце ал,И в сердце роза, сердце огненно и молодо,Оно горит и мне велит, чтоб не молчал.
Не петь нельзя мне непорочную и чистую,Огонь поет, огонь-краса, я весь в огне,Так солнце тучу разрезает дымно-мглистую,Наирский край, высокий край весь виден мне.
* * *
Там огонь пастухи развели —Там, в горах моей отчей земли.Голосами тревожа полночную тишь,Там костер пастухи разожгли.И уносится сердце туда, где звучишьТы, мой древний и мудрый язык.Там огонь пастухи развели —Там, в горах, – о, в желанной дали!
* * *
А там пастухи на свободных горахОгонь развели и друг друга зовут.Я узник, я пленник, покинутый тут…А там пастухи на свободных горах…
Скитальцу, мне мирный неведом приют,Во власти я чьей-то, я в чьих-то руках…А там пастухи на свободных горахОгонь развели и друг друга зовут…
* * *
Счастье тому, кто под отчим кровомСпит, безмятежные видя сны,Не ослеплен пожаром суровым,Не опален дыханьем войны.Счастье тому, чьи светлы дороги,Кто, не изведав кровавых мук,В завтрашний день глядит без тревоги,Ловит бестрепетно каждый звук.Кто материнский напев старинныйСлышит в мирной тиши вечеров,Кого не мучает страх беспричинный,Кто ныне отчий имеет кров,Кто не боится тяжкой неволи,Смотрит спокойно в ночную тьму,Кто умирает легко, без боли —Счастье тому, о счастье тому!..Наша дорога темна и ужасна,Беден наш край и открыт врагу,Нас на кресте распинают всечасно,Ложью встречают на каждом шагу.Холод и вьюга, сумрак и скверна —Горек наш путь, от крови багров.Счастье тому, о счастлив безмерно,Кто ныне отчий имеет кров!..
* * *
Что осталосьВ этой жизни у меня?С бедным сердцем то же сталось,Что с отчизной в бездне горя и огня.
Что осталось?Ночи долгие без сна,В сердце – пепел и усталость,Я – как ты, моя печальная страна.
* * *
Распустились розы мои сейчас.Мои розы, алой росой сочась,Раскрылись в стране Наири.И девушки с песней ушли на луга,Ушли до вечерней зари.
И раны мои раскрылись опять,Как цветы Наири. И ночью и днемПылают, горят, обжигают огнем,Как тебя обжигают, страна Наири,Песни и розы твои.
* * *
Когда я устану, вы в Гандзу меня отнесите,Верните былое, всё, что не вернется, – верните!С умершей матерью отдых найду я в гробнице,Там будет усталому сон нескончаемый сниться.
Но даже сквозь сон буду слышать я голос печальный —Унылые песни страны моей многострадальной.
И тех, кто меня навестит, повстречают приветомДве алые розы, из сердца проросшие – к свету…
ВАЛЕРИЮ БРЮСОВУ
Я с юношеских дней любил твой строгий стих,Холодный, северный твой сдержанный язык,И много в нем тепла я чувствовать привыкПод скрытым пламенем спокойных строк твоих.
Так в зелени долин, в родной моей стране,Медлительный Аракс несет свою волнуИ тихим лепетом тревожит тишину,Волненье грозных бурь скрывая в глубине.