Пока он переступает с ноги на ногу в замешательстве, Марлин берёт его за руку:
- Пойдём…
Там, где ещё недавно стояло украшенное цветами и лентами древо весны, полыхает костёр. Ветер несёт по улице обрывки горького чёрного дыма. Огнём разгоняют тьму и холод. Но нынче пламя зажгли посреди ясного тёплого дня. Вокруг костра стоят люди, но узнать их нельзя… Лица скрыты под масками из полотна и кож. В огонь бросают пучки трав, сыпят соль. Движения похожи на танец или игру… Но не звучат ни музыка, ни голоса.
Мальчик и девочка идут вниз по непривычно пустой улице. Уже миновал полдень, и Румпель внезапно понимает, что хочет домой. Марлин шёпотом рассказывает о демонах, притаившихся на дне колодца, о том, что в костёр будут бросать детей, но мальчик почти не слышит её. Внезапно холодает, и он жалеет, что сбежал без башмаков и куртки. Дома мама сердится. Нет, он не пойдёт домой, он пойдёт к папе, в поле. При папе мама не будет распекать его. Мальчик сворачивает на тропу, ведущую к полям, и не сразу замечает, что Марлин уже не идёт рядом. Румпель идёт и идёт, а тропа не кончается и не кончается, и мальчик садится на землю, ненадолго, передохнуть. Он не осознаёт, что засыпает, засыпает прямо на обочине, среди полусгнивших прошлогодних трав. «Румпельштильцхен», - отец зовёт его так всегда, никогда не сокращая имени, до которого мальчику ещё только предстоит дорасти. Как до той зарубки. Как до папиного роста. Мальчик просыпается и понимает, что дрожит от холода. Он открывает глаза и видит склонившегося над ним отца, и знает, что теперь всё будет хорошо: папа возьмёт его на руки, и укутает своим плащом, и отведёт домой, и мама не будет злиться, потому что при папе она почти никогда не бывает сердитой. Мальчик тянет руки к отцу, но отчего-то папино лицо становится всё дальше, дальше и дальше. Как будто бы папа улетает в высокое небо. Или мальчик падает в глубокую яму.
***
Малкольм не сразу понимает, что ребёнок, лежащий на обочине дороги, его сын. Он склоняется над мальчиком. Ребёнок дрожит от холода или от лихорадки, но щёки его пылают. - Румпельштильцхен! - окликает Малкольм мальчика, и тот открывает глаза - мутные, больные. Может быть, это обычная простуда. Земля ещё не прогрелась после зимы, а мальчик отчего-то без башмаков и без куртки. Сейчас он возьмёт сына на руки, согреет его на груди, а дома Ильза отпоит его горячими травяным чаем, укутает в одеяла… И он поправится. Поправится.
В висках у Малкольма стучит: «мор». Слово пропитанное тошнотворно-сладким запахом смерти. Короче выдоха и вдоха. На ошибку нет права. Это нужно распознать сразу: кто тянет к нему руки — сын, которому нужно помочь, или мертвец, которому помочь уже ничем нельзя, мертвец, который неизбежно утянет с собой его. Его и Ильзу.
Ильза подвешивает над очагом пучки сухой травы, сухие стебли раскрошены по полу, венчают притолоку. Ильза почти не смотрит на мужа, делая вид, что не замечает его прихода. Ильза закусывает тонкие губы и опускает голову, оттягивая неизбежный разговор.
- Ты думаешь, это спасёт нас от чёрной смерти? - Малкольм не спрашивает, он утверждает — не спасёт, все её старания — зря. Ильза тяжко роняет слова:
- Румпель убежал. Я искала, только…
- Проголодается, обратно прибежит, - это совсем не то, что он хотел сказать.
Уже который день они дышат страхом, страх заполняет лёгкие и сердца. Запахи горьких трав и дыма, острый чесночный аромат похлёбки не могут ничего исправить, воздуха больше нет. Он может говорить так, словно их сын заигрался где-то слишком долго. Она может делать вид, что беспокоится о том, что остынет ужин. Ильза садится, и её руки лежат на коленях, непривычно неподвижные, не занятые никаким делом. «Я пойду», - говорит она, но не трогается с места. Малкольм подходит к жене, улыбается, но улыбка выходит жалкой. Они видели смерть и раньше, она подходила близко. Но не казалось такой чудовищной, такой неизбежной.
- Ильза, - Малкольм пытается плести сеть из слов и улыбок. Получилось же когда-то поймать туда Ильзу, почему должно не выйти на этот раз? - Трава на пороге или закрытая дверь — не препятствие для мора, ты сама понимаешь это.
Конечно, она понимает, но молчит в оцепенении.
- Надо уйти, просто уйти… пока нас это не коснулось…
Герцогский указ запрещает покидать заражённые земли, дороги перекрыты солдатами, и чума уже коснулась их семьи.
- Это невозможно, - его жена встаёт.
- Почему, Ильза? По-твоему лучше сидеть и ждать, что будет? Вот что ты будешь делать?
- Пойду искать нашего сына.
Малкольм знал, что жена не будет с ним спорить. Если он скажет, что им втроём нужно уйти — Ильза покорно соберёт вещи и последует за ним, даже если ради этого придётся нарушить герцогский указ. Ильза серьёзно относится к брачным клятвам, даже по ночам больше не милуется с ним, но выполняет свой долг. Ильза вообще серьёзна — и сделала серьёзным его. Принесла в жизнь Малкольма упорядоченность и, что скрывать, достаток. Кто-то и счёл бы её приданное скромным, но бедному кнехту** оно казалось богатством. Но всё-таки Малкольм выбрал Ильзу из-за другого. Он положил на неё глаз на покосе. Девушки и женщины связывали сено в снопы, смеясь и болтая, одна Ильзибель работала молча, строго поглядывая на небо, по которому серыми хлопьями проплывали облака. Но Малкольм был готов поклясться, в самом уголке её резко очерченного рта прятался поцелуй.
- Ильза?
Жена поворачивается в дверях, смотрит серьёзно и решительно. Ильза вдыхает страх, а выдыхает надежду. В уголке её рта по-прежнему прячется поцелуй. Но Малкольм видит, что предназначен он не ему. Их сыну. Мальчику, который всё равно что мёртв. Тому, кто принесёт смерть в их дом. И она разыщет его и не оставит, даже если он будет мёртв уже по настоящему.
- Я повстречал Румпельштильцхена по дороге… В лугах.
Комментарий к Побег
*Каргана - род кустарника или низкорослых деревьев.
**Кнехт - безземельный крестьян, батрак.
========== Чёрный человек ==========
Мальчик летит или падает. Скорее второе, раз приземляться приходится не на облако, а в свою постель. Он жарко укрыт одеялами, натоплено дома чересчур сильно, и из-за висящего в воздухе дыма трудно дышать. По высокой спинке кровати прогуливается странный человечек чёрного цвета. «Кто это?» - думает Румпельштильцхен, и человечек словно слышит его мысли и раскланивается:
- Меня зовут Малкольм Храбрый… Позволь поинтересоваться твоим именем?
Своими манерами человечек напоминает комедиантов, в чьём фургоне умещались замки, драконы, морское дно, усеянное ракушками, и небо с пыльными ватными облаками. Они тоже кланялись — совсем не так, как обычно делали это у них в деревне, говорили путано и красиво, называли глазевший на зрелище народ «уважаемой публикой» и «доблестными господами и очаровательными дамами». Если человечек — комедиант, то следует похлопать в ладоши, а в конце представления бросить монетку. Мальчик ощупывает себя — он одет сорочку, в которой даже нет ни одного кармана… Да если бы и были, его единственная монета, подарок дедушки, лежала на дне сундука; дедушки уже нет, он умер - но монета - холодящий ладонь рыжий металлический кругляшок осталась на своём месте, Румпельштильцхен проверял.
- Так и будешь молчать или всё-таки представишься? - человечек спрыгивает со спинки кровати, но не достигает пола, а зависает в воздухе и садится на пустоту, словно на стул.