Гип, стерев ладонью слезы, спрашивает:
— Как же ночью-то, Нуп?.. Все состоится?
— Да, проведем, как намечали.
— А Туна когда похороним?
— Вечером.
На эту ночь назначено праздничное собрание — прием в Партию трех товарищей из Конгхоа, Са из Баланга и Кхипа из Дета.
Вдруг все расступаются. Идет старый Па. Он вел назад в деревню народ из укрытий. Когда старику сказали о смерти сына, ноги у него отказали, перестал слушаться язык; он застыл столбом посреди дороги, потом шагнул раз, другой и рухнул наземь. Когда он очнулся, партизаны привели его сюда.
На облысевшей голове дядюшки Па дыбятся редкие волосы. Глубоко запавшие глаза его красны. Нет, он не плачет. Он стоит и глядит на сына. Не может быть, это вовсе не Тун лежит здесь. Это он сам, старый Па, улегся на землю и сладко спит — умаялся, всю ночь таскал воду на поле…
…Потом уже, ночью, во время собрания, Нуп думает: а ведь нас теперь здесь девятеро, девять товарищей из бана — старых партийцев и новых. Земляки, вступающие в Партию, дают клятву, имя Туна у всех на устах.
Да, Туп погиб, но партячейка Нупа все равно выросла вдвое, а сильнее стала вчетверо.
После боев с карателями Нупа перевели на повое место: его назначили работать в уездный комитет. Уезд отозвал Са из Баланга и направил на учебу куда-то в предгорье. А в Баланг вместо него прислали нового товарища — брата Тхе. Партизанским отрядом Конгхоа теперь командовал Гип. Старого Па взяли работать в общинный комитет. Нуп редко когда выбирался в свою деревню. Сейчас он все больше связан был делами с Део, Демо и Конгзиангом, убеждал тамошний люд, чтоб оружие, полученное от француза, отдавали нашим бойцам. За два месяца он подыскал в Део верного человека, звали его Хэ До. С его помощью Нуп постепенно прибрал к рукам деревенского старосту. Каждую ночь он пробирался в Део и объяснял Хэ До, как сколотить партизанский отряд. А старосте растолковывал: лучше всего, мол, побросать французские ружья в ручей, пусть ржавчина их потравит; увидит француз: люди здешние с оружием обращаться не могут, перестанет всучивать им ружья и оставит в покое…
Однажды ночью Нуп возвращался из Део в уезд. Дошел до реки Ба и видит: на другом берегу полно народу. Кто такие? Они расхаживали по берегу и вроде толковали о чем-то. Потом начали переправляться через реку. Нуп отбежал к ближайшему дереву и спрятался, присев за стволом. Па днях в уезде было собрание, и там говорили, что скоро должны подойти бойцы регулярных частей. Уж не они ли?
Тускло светили звезды. Нуп выглянул из-за дерева: да, так и есть! Это регулярные части, никакие тебе не местные войска! Вон пушки огромные. И сколько же их! Он выбежал на берег. Солдаты, проходя мимо, здоровались с ним. Пуп внимательно разглядывал каждого. Вдруг один из солдат спросил:
Вы ли это, товарищ Нуп? Потом вышил из строя и пожал ому руку. — Небось не узнаете?
Оп обеими руками стиснул горячую ладонь солдата. Смотрел, приглядывался, но вспомнить не мог.
— Да Нгуен… Нгуен я! Из отряда товарища Зунга…
— А-а!..
Солдат потряс его руку:
— Ну, ладно, мне надо идти… В ближайшие дни увидимся. Да, как там Тун, вырос, наверно?
Нуп не успел и ответить. Нгуен догнал товарищей и занял свое место в строю. А солдаты все шли и шли, и не было им числа, как звездам на небе…
Он одним духом прошел весь путь до уезда. И на другой же день принял под свое начало собравшихся в помощь войску носильщиков. С карабином через плечо он шел впереди людей с горы на гору, из ближнего леса — в дальний. Радостный день недалек! Теперь сколько ни есть впереди дорог — все пройдем до единой.
Радостный день наступил весною. Разбив француза в Конгтуме, солдаты дядюшки Хо очистили от врага огромное плоскогорье; ежели мерять по пауке, в ширину да в длину, занимало оно четырнадцать тысяч квадратных километров. Свобода могучим шквалом двигалась с севера на юг, и всюду, куда докатилась опа, распускались весенние цветы. В одно прекрасное утро зацвели они и на горе Тьылэй. Белые, красные, вписались они в бескрайнее зеленое полотнище леса, точь-в-точь лучистые цветки, вытканные руками искусниц народа бана на длинном синем кушаке. Земля Нупа оказалась на самой границе между областями освобожденными и остававшимися еще под французом. Солдаты дядюшки Хо расположились в деревнях Конгхоа, Баланг, Талунг — почитай, по всей горе, стояли во всех лесах. Партизаны под началом Нупа за сутки повыдергивали отравленные шипы и колья, чтобы бойцы без помех готовились нанести удар по дороге помер девятнадцать. Мать Нупа выбрали главной над женщинами, что ухаживали за ранеными. Лиеу руководила людьми, работавшими в поле. Ночью Нупу было не до сна, в полдень не до еды. Прошел без малого месяц — луна из ущербной сделалась полной и снова пошла на убыль, — а он ни разу не видел Лиеу, не повидался с матерью. Только однажды, повстречав мимоходом Гипа, узнал: Лиеу стала ударницей на полевых работах, а мать отличилась, выхаживая раненых бойцов. Нуп выслушал новость и только улыбнулся. Ах, как хотелось ему увидеться с Лиеу. Но домой возвращаться некогда, надо идти, его ждут дела…