Затем последовали долгие годы одиночества, а люди не понимали Гамзата, который жил, не опуская головы. Все видели, как он с мотыгой и киркой шел на маленькое поле, стараясь никому не показывать своих переживаний.
Однажды весной, когда только забрезжил холодный, туманный рассвет, он снова направился к полю и, устав, присел отдохнуть на придорожный камень. И тут, в пустынной тишине еще одного начинающегося бессмысленного дня, его охватили горе и отчаяние. С глубокой тоской и печалью думал он о сыне, и всюду, куда бы он ни смотрел, на влажной темной земле и в мрачном облачном небе, он видел глаза Аттилава. Ему стало стыдно, что он так размечтался и тут же, пытаясь взять себя в руки, он заметил на горизонте фигуру приближающегося человека „Это Аттил!“ — подумал он про себя и решил, что сын пришел взять его с собой! Но когда юноша подошел ближе, старик понял, что это не Аттилав, а другой, живой человек. „Здравствуй, почтенный, это я!“ — услышал Гамзат и узнал в мужчине Хасана, бывшего друга своего сына. Подошедший начал говорить, запинаясь и задыхаясь от волнения. Его речь напоминала неудержимый горный поток. Он рассказывал о том, с каким тяжелым чувством вины он бродил по свету с того самого злополучного дня, как трудно было ему жить с сознанием своей вины, и что духи мщения не давали ему идти, цепляясь за ноги. Из-за детского легкомыслия он потерял бдительность и не смог уберечь своего друга, а из-за своей слабохарактерности не отомстил за убитого, хотя его сердце подсказывало ему, кто убийца Аттилава. Поэтому он чувствует себя виноватым во всем, и эта отравленная угрызениями совести жизнь стала для него просто невыносимой. Он хотел наложить на себя руки, но понял, что не это настоящее искупление греха и решил, что отомстить за сына должен отец своею собственной рукой и получить от этого удовлетворение. „Убей меня, почтенный, может быть, хоть это принесет тебе успокоение!“ Старик долго и молча размышлял, потом кивнул головой, погладил свою длинную белую бороду, и, наконец, произнес: „Ну давай, клади свою голову на этот камень, чтобы свершилась справедливость!“ Хасан покорно стал на колени, обнажил шею, наклонил голову и стал ждать. Гамзат достал из ножен свой большой, широкий блестящий кинжал, замахнулся было для удара, но тут же опустил руку. „Нет! — сказал он.— Это не совсем правильно! Повернись и взгляни смерти в глаза! Это доставит мне больше радости!“ Хасан послушно повернулся и подставил старику горло и, широко открыв глаза, посмотрел вверх, когда над ним взметнулся нож. И тут рука Гамзата дрогнула, он отбросил сталь от себя и поцеловал юношу в лоб. „Поднимись, сын мой! — сказал он.— Аллах послал мне тебя вместо Аттилава. Отдышись и возьмись за плуг, дитя мое, давай поработаем, чтобы пашня вовремя дала урожай. Это нужно нам, чтобы выжить!“
Когда солнце поднялось высоко, они вернулись в аул, впереди налегке шагал отец, за ним шел теперь уже его сын Хасан, неся на плечах плуг. Все, кто им встречался на пути, очень удивлялись.
Через несколько дней Гамзат беседовал в мечети с мужчинами и говорил им: „Друзья, я хочу вам открыть причины моего поступка, чтобы вы мои действия не расценивали как старческую слабость и не презирали Хасана, который отныне является моим сыном и будет продолжателем моего рода. Когда этот юноша пришел ко мне, готовый пожертвовать своей жизнью, я понял, что он избавился от вины, как змея избавляется от старой кожи, которая, высохнув, лежит на дороге“. Гамзат объяснил им, что произошло: „Муки очищают душу так же, как огонь очищает расплавленное золото. Хасан пришел ко мне более чистым, чем я сам. А убивать чистого — это грех. Хвала Всевышнему, который явился мне на утренней заре в поле и украсил мой старый ствол свежими молодыми побегами!“
Как только Саду, искушенный в светских и духовных делах, подвел свой рассказ к радостному и благополучному концу, он тут же начал новую историю: «Теперь я хочу поведать молодежи, любящей шутку и веселье, еще две чудесных сказки, из которых можно почерпнуть много мудрого и полезного, ведь смех — это не глупость, а из смеющегося рта правда всегда кажется более приятной. Так слушайте же!»
И он начал своим спокойным и ровным голосом:
«Один мулла работал в своем саду и нашел в земле горшок с золотыми монетами. „Что мне делать, как мне быть с этим золотом? — думал он про себя.— Если я возьму его в дом, моя жена расскажет об этом всем, и тогда наиб отнимет его у меня, так как он имеет права на все зарытые здесь сокровища“.