– И почему же?
Церера подумала о своем старике, умершем вот уже пять лет назад. Фебе было дано познакомиться с ним лишь мельком, как и ему с ней.
– Потому что, – ответила она, – эти сказки просто недостаточно мрачные.
У лечащего врача не было собственного кабинета в главном здании больницы, так что пришлось выйти на улицу и прогуляться до соседнего корпуса. Стефани проводила Цереру до самой двери кабинета, хотя та и знала дорогу. От этого мать Фебы ощутила себя приговоренной, которую ведут на виселицу. Комната была совершенно безликой, если не считать какой-то яркой абстрактной картины на стене позади письменного стола. Никаких семейных фотографий там не наблюдалось, хотя она знала, что мистер Стюарт женат и у него есть дети. Церере всегда казалось странным, что врачи, достигнув определенного уровня квалификации, частенько отбрасывали от своего имени титул «доктор» и вновь довольствовались простым обращением «мистер». Если б она сама потратила многие годы на то, чтобы стать врачом, последнее, чего бы ей хотелось, – это отказаться от звания, заработанного с таким трудом. Наверное, она написала бы его прямо у себя на лбу.
Церера присела напротив мистера Стюарта, и они немного поболтали о том о сем – о погоде, о только что ушедших декораторах, за чем последовали извинения за запах свежей краски, – но ни у одного из них подобные темы не вызвали особого энтузиазма, и постепенно разговор сошел на нет.
– Просто скажите всё, что должны сказать, – наконец нарушила молчание Церера. – Это ожидание убивает нас.
Произнесла она это так мягко, как только могла, но все равно получилось резче, чем хотелось бы.
– Мы думаем, что с некоторых пор Феба нуждается в другом уровне ухода, – ответил мистер Стюарт. – Скорее поддерживающем, чем лечебном. Ее состояние не изменилось, что по-своему хорошо, пусть даже на первый взгляд может показаться, что это не так. Другими словами, состояние вашей дочери не ухудшилось, и мы считаем, что уже какое-то время ей настолько комфортно, насколько это вообще возможно.
– Но это и все, что вы можете для нее сделать? – спросила Церера. – Я имею в виду, только чтобы ей было комфортно, а не чтоб ей стало лучше?
– Да, это все, что мы на данный момент можем сделать. Хотя это не говорит о том, что в конечном итоге ситуация не способна измениться – как благодаря прогрессу в лечении, так и благодаря собственной способности Фебы к восстановлению утерянных функций.
Вид у доктора был несколько напряженный, и Церере показалось, что она понимает, почему он не держит фотографии своей жены и детей у себя на столе. Кто может сказать, сколько подобных разговоров ему приходится выносить каждый день, когда родители слышат самые худшие вести о своих детях? Для кого-то необходимость смотреть на фотографии пышущей здоровьем семьи другого мужчины, тогда как они пытаются примириться со своим собственным горем, лишь усугубляет навалившееся на них бремя. Но только не для Цереры – она надеялась лишь на то, что каждый день, возвращаясь домой, мистер Стюарт прижимает к себе своих детей и благодарит судьбу за то, что ему дано. Она была рада, что у него есть семья, и желала ей только счастья. В мире и без того хватает бед, с которыми приходится как-то уживаться.
– И каковы шансы на это? – спросила она.
– Мозговая активность ограничена, – ответил мистер Стюарт, – но активность все-таки есть. Нельзя оставлять надежды.
Церера расплакалась. Она ненавидела себя за это, хоть и плакала перед этим человеком уже далеко не впервые. Да, она продолжала надеяться, но это было так тяжело, и она так устала… Мистер Стюарт ничего не сказал – просто дал ей время взять себя в руки.
– Как работа? – спросил он наконец.
– Да какая там работа…
Церера занималась внештатным написанием рекламных текстов, а с некоторых пор и литературным редактированием материалов, составленных другими, но все это уже в прошедшем времени. После того несчастного случая она никак не могла сосредоточиться и поэтому не могла работать, а это означало, что не получала никаких денег. Церера успела потратить бо́льшую часть своих сбережений – хотя откуда там особые сбережения у матери-одиночки, проживающей в Лондоне, – и вообще-то уже не знала, как ей жить дальше. Это была одна из причин, по которой она все-таки согласилась подать в суд на водителя, но он и его адвокаты всячески противились выплате даже скромной промежуточной суммы, опасаясь, что это может привести к куда более крупному иску в будущем. Вся эта некрасивая история не давала бы ей спать по ночам, если б она не была настолько измучена – и день, и ночь.