Обидно, досадно. Какой вообще толк от рассудка, если с его помощью нельзя докопаться до сути того или иного сна?
Тут ему стало стыдно за свою раздражительность. Невозмутимость его новых товарищей была как упрек. Найл намеренно проникся таким же спокойствием и терпеливостью и лишь тогда попробовал воссоздать тот сон в памяти.
Закрыв глаза, он воочию представил ту полосатую равнину с коническими зданиями. Поначалу это и была не более чем визуализация, что-то вроде размытой, не сфокусированной картинки. Все это, видимо, оттого, что он использует ум, а не способность воссоздавать реальность.
Требовалось расслабиться глубже, как бы реактивировать память. И вот оно произошло, резко и мгновенно: он опять стоял на полосатой плоскости с ее карамельным запахом.
С одним различием: на этот раз свое припоминание Найл сознавал, а следовательно, его контролировал. Едва это произошло, как ему стал ясен и источник сна.
Сладкий запах — это тот самый запах сахарной ваты на детском празднике. Лужи на мостовой — те разноцветные напитки. Что касается зеленых и желтых полос, так это (он теперь вспомнил) мятные «камушки», излюбленное лакомство у ребятни в городе жуков-бомбардиров. Вот так загадочный «художник сна» у него в мозгу смешал все эти элементы в причудливую фантазию о карамельно-полосатом городище.
Получается, тот сон выражал его ностальгию по невинности детства. А все-таки, почему те здания ни в какую не хотели придвигаться, когда Найл к ним шел?
Недолгое размышление дало ответ. Потому что он интуитивно знал: ностальгия по утраченной невинности делу не поможет. А потому, поняв это, для достижения цели призвал свои взрослые качества — способность концентрироваться и силу воли. Но это лишь помогло добраться до того циркового шатра, а дальше — полная темнота…
А как быть со следующей частью сна, с пучеглазыми беловолосыми созданиями? С теми самыми, что притворно убаюкивали его, замышляя потом сожрать? А та женщина без глаз и носа?
Он прибег к прежней тактике: воссоздал умозрительный образ серой мостовой с длинноволосыми существами-призраками, после чего ушел в более глубокую релаксацию. Теперь было видно, что в этом суть приема: релаксация приводит в действие некую способность к повторной фокусировке, делая картину реальностью. На этот раз стало видно, что «художник сна» не позаботился даже создать в деталях дома. Они фигурировали лишь в виде примерного наброска, как у живописца, что наносит на холст приблизительный фон, который думает проработать позднее.
Найл даже обнаружил кое-что из того, на что не обратил внимания во время сновидения: шумовой фон. Какое-то тонкое не то гудение, не то жужжание.
Вот Найла начали обихаживать белесые призраки, нежно поглаживая ему голую кожу, пока он не отдался во власть изысканного дремотного удовольствия. И вот, когда он совсем уже размяк от наслаждения, прозвучал внезапный окрик, и к нему направилась женщина в коричневом одеянии. На этот раз Найл присмотрелся к белым призракам, а именно к тому, как они, откидывая лохмы, обнажают рты с торчащими клыками.
Вот женщина спрашивает, может ли он летать; вот Найл возводит над головой руки, взвиваясь стрелой и испытывая невероятное ощущение свободы. Это ощущение во всем сне едва ли не самое важное…
Открыв глаза, Найл понял, что хамелеоны следят за всем с нескрываемым интересом, и не просто с интересом, а восторженно замерев. Для них человеческая способность использовать силу рассудка казалась чем-то поистине чудесным. Их восторг подвиг Найла еще раз вернуться ко сну о призраках.
Дед Джомар был большим любителем пересказывать сновидения и судить о том, как они предвещают будущее. Наверняка сказал бы, что сон о «призраках», на вид безобидных, а потом, оказалось, чуть не съевших незадачливую жертву, служит предостережением. Ишь, волки в овечьей шкуре. На вид чуткие, обходительные, а сами гак и ждут, чтобы слопать доверившегося им человека…
Ну а что же длинноволосая особа без глаз и носа? Будь она послана предупредить об опасности, ей бы и впрямь хватило для этого одного лишь рта…
Отвлек Найла странный шум, как будто галька осыпалась со склона. Оглядев лица своих подземных друзей, он улыбнулся, когда понял, что звук этот раздается в его голове и у хамелеонов он приравнивается к аплодисментам.
Тут вдруг воцарилась тишина с явным оттенком ожидания. Что ожидается, было понятно и без объяснений. В надземном мире над горизонтом величаво всходило Солнце.