В этот момент они поравнялись с дверями в покои Найла. Створка отворилась: шаги заслышала Джарита, его личная служанка.
— Велено же идти спать, — неодобрительно заметил Найл.
— Я подумала, а вдруг вам что-нибудь понадобится.
— Спасибо, Джарита, ничего не надо.
Дверь из гостиной в спальню была открыта, и там на кровати виднелась серая заплечная сума.
— А это что? — спросил Найл.
— Это вам принесла мать. В путь-дорогу.
Найл с Симеоном переглянулись.
— Откуда знаешь, что я собираюсь в дорогу?
— Ваша мать сказала.
Симеон, обхватив подбородок девушки большим и указательным пальцами, впился ей взглядом в глаза.
— Об этом не должен знать никто. Тайна! Поняла?
Девушка поспешно кивнула. Хорошо, что эти слова исходили от самого Симеона: здесь к нему относились с благоговейным трепетом, едва ли не со страхом. С той поры как изобретенная им сыворотка вернула к жизни людей, парализованных паучьим ядом, по городу пошла молва, что он чуть ли не волшебник.
Найл изучил содержимое лежащей на кровати сумы из толстого, на редкость прочного материала, с наплечными лямками и затягивающейся кожаной тесьмой. В ней обнаружился запас еды, завернутый в водостойкую ткань с подкладкой из паучьего шелка. Здесь же находилась фляжка с питьем, а также складной нож и спички. В боковом кармане нашлась та деревянная коробочка с пищевыми таблетками, которая, помнится, досталась ему во время первого визита в Белую башню, в те дни, когда он вынужден был скрываться. В суме обнаружилась и знакомая серебристая трубка размером с флейту, со свернутым в рулон тончайшим и легчайшим одеянием, созданным людьми прошлого для исследователей космоса. Очевидно, памятные реликвии мать все это время бережно хранила у себя. В затянутом ремешком водонепроницаемом подсумке прятался хронометр, изготовленный в городе жуков-бомбардиров, а в мешочке поменьше — компас.
На спинку стула возле кровати был наброшен серый плащ из шелковистой водоотталкивающей материи, подбитый мягкой шерстью карликовых горных овец.
— Получается, мать знала, что ты собираешься в путь? — спросил стоявший рядом Симеон.
Найл кивнул.
— Она может читать наши мысли: мои и Вайга. Если мы хотим связаться издали, то думаем о ней на закате или на рассвете, и она нас видит.
— Прямо-таки видит? В буквальном смысле?
— Ну, не совсем. Да разве в этом дело? Достаточно того, что мы чувствуем ее присутствие.
Симеон первым прошел в столовую. Еду и питье Джарита предусмотрительно оставила на столе. Симеон наполнил бокал золотистым медом, искрящимся в свете масляных ламп.
— Кстати, дочь, когда находится в отдалении, способна передо мной являться.
— Каким образом?
— Тебе доводилось слышать о перемещении духовной сущности человека?
— Что-то не припомню.
— Я имею в виду способность представать перед людьми, будучи при этом на расстоянии.
— Ах вон оно что, — сообразил Найл. — Мне однажды тоже удалось…
— Вот как? — Симеон взглянул на друга с интересом.
— Это случилось, когда я впервые попал в Белую башню.
Симеон был одним из немногих, кому Найл рассказывал о том, что происходило с ним в капсуле времени.
— Я тогда бежал из дворца Каззака. Старец велел закрыть глаза, и я вдруг снова очутился во дворце перед Каззаком и моей матерью.
— И что дальше?
— Попытался заговорить, но вместо этого опять оказался в Белой башне.
— А проделать такое повторно кишка тонка?
Найл лишь пожал плечами.
— Да я, собственно, ничего и не проделывал. Все совершил Старец. Только вот как, я не знаю.
— Зато знает моя дочь, — твердо сказал Симеон.
— А как ей такое удается, не рассказывала?
— Нет. Но вполне может разъяснить это тебе. Я как раз послал за ней Джариту.
Найл плеснул себе меда, но пить передумал: неровен час, разморит.
— Ну а ты на такое способен?
— Куда уж мне.
— А мне и подавно.
— Не скажи. Общаться на расстоянии с матерью — это уже своего рода перемещение духовной сущности.
— Может, оно и так, — согласился Найл, хотя и без особой уверенности.
Подошедшая вскоре Леда отказалась от меда, ограничившись водой. Она без труда прочла вопрос, мысленно заданный ей Найлом.
— Твой брат сейчас спит, а мать дежурит у его постели.
— Вот и славно.
Он задал еще один занимающий его вопрос.
«Отчего, по-твоему, та комната обустроена именно вокруг деревьев?»
— Возможно, для того, чтобы исцелять больных. И лошадям в такой конюшне хорошо.