Бинг смотрел на него со смешанным удовольствием. Он чувствовал себя так, словно не спал несколько дней, и поминутно боролся, чтобы не погрузиться в кожаное сиденье и не ускользнуть в бессознательное состояние.
— Кажется, я вот-вот усну, — сказал Бинг.
— Это правильно, Бинг, — сказал Чарли. — Дорога в Страну Рождества вымощена снами!
Откуда-то сверху приплывали белые цветы, пощелкивая по ветровому стеклу. Бинг смотрел на них со смутным удовольствием. Ему было тепло, хорошо и мирно, и он любил Чарли Мэнкса. Адский огонь не достаточно горяч для мужчин — или женщин! — которые причиняют боль своим детям.Прекрасные слова: в них звенела моральная определенность. Чарли Мэнкс знал, что к чему.
— Бубу-бу-бу-бу, — сказал Чарли Мэнкс.
Бинг кивнул — в этом утверждении звенела моральная определенность и мудрость, — а затем указал на цветы, сыпавшиеся на ветровое стекло.
— Снег идет!
— Ха! — сказал Чарли Мэнкс. — Этоне снег. Дай глазам отдых, Бинг Партридж. Дай глазам отдых, и ты кое-что увидишь.
Бинг Партридж сделал, как ему было сказано.
Глаза у него закрылись ненадолго — всего лишь на мгновение. Но это мгновение, казалось, длилось и длилось, растягиваясь в мирную вечность, спокойную спящую темноту, единственным звуком в которой было шуршание шин по дороге. Бинг выдохнул. Бинг вдохнул. Бинг открыл глаза, а затем резко выпрямился, глядя через лобовое стекло, за которым простиралась
День растаял, и фары «Призрака» буравили морозную тьму. В их сиянии проносились белые пятнышки, мягко ударявшиеся о ветровое стекло.
— А вот этоуже снег! — крикнул из-за руля Чарли Мэнкс.
Бинг перешел от дремоты к полному бодрствованию в один миг, словно у него в сознании имелся выключатель, которым кто-то щелкнул. Казалось, если бы вся кровь у него разом прихлынула к сердцу, он не был бы потрясен сильнее, даже если бы проснулся с гранатой без чеки на коленях.
Половину неба окутывали облака. А другую половину обильно усыпали сахарные звезды, среди которых висела луна, та самая луна, с крючковатым носом и широким улыбающимся ртом. Она взирала на дорогу внизу, желтой прорезью смотрели глаза, чуть видимые из-под опущенных век.
Вдоль дороги выстроились причудливые хвойные деревья. Бингу пришлось посмотреть на них дважды, прежде чем он понял, что это вовсе не сосны, а деревья, составленные из круглых леденцов.
— Страна Рождества, — прошептал Бинг.
— Нет, — сказал Чарли Мэнкс. — Туда еще далеко. Двадцать часов езды — самое меньшее. Но она там. На западе. А раз в год, Бинг, я туда кого-нибудь увожу.
— Меня? — дрожащим голосом спросил Бинг.
— Нет, Бинг, — мягко сказал Чарли. — Не в этомгоду. В Стране Рождества приветствуются все дети, но взрослые — другой случай. Прежде всего надо доказать свою ценность. Доказать свою любовь к детям, а также преданность делу их защиты и служения на благо Страны Рождества.
Они проехали мимо снеговика, который поднял ветку-руку и помахал им. Бинг машинально поднял руку, чтобы помахать в ответ.
— Как? — спросил он шепотом.
— Ты должен спасти со мной десятерыхдетей, Бинг. Ты должен спасти их от монстров.
— От монстров? От каких монстров?
— От их родителей, — торжественно сказал Мэнкс.
Бинг отодвинул лицо от ледяного стекла пассажирского окна и посмотрел на Чарли Мэнкса. Когда минуту назад он закрыл глаза, небо еще освещалось солнцем, а на мистере Мэнксе была белая рубашка и подтяжки. Теперь, однако, на нем был сюртук с длинными фалдами и темная кепка с черным кожаным околышем. На которой был двойной ряд латунных пуговиц, и он казался чем-то вроде шинели, которую мог бы носить офицер иностранного государства, скажем, лейтенант королевской гвардии. Взглянув на себя, Бинг увидел, что на нем тоже новая одежда: отцовская белоснежная парадная морская форма, начищенные до блеска черные ботинки.
— Мне что, это снится? — спросил Бинг.
— Я же говорил, — сказал Мэнкс. — Дорога в Страну Рождества вымощенасновидениями. Этот старый автомобиль может прямо из повседневного мира соскользнуть на тайные дороги мысли. Сон как раз и служит выездным пандусом. Стоит пассажиру задремать, и мой «Призрак» соскальзывает с какой бы то ни было дороги на шоссе Св. Ника [28]. Мы видим этот сон вместе. Это твоесновидение, Бинг. Но это еще и моямашина. Приготовься. Хочу кое-что тебе показать.
Пока он говорил, автомобиль замедлял ход и съезжал на обочину. Под шинами хрустел снег. Фары высветили фигуру чуть выше по дороге, справа. Издали она была похожа на женщину в белом платье. Она стояла совершенно неподвижно, не глядя на огни «Призрака».
Мэнкс наклонился и открыл бардачок над коленями Бинга. Внутри был обычный беспорядок — дорожные карты и документы. Бинг увидел также фонарь с длинной хромированной ручкой.
Из бардачка выкатился оранжевый медицинский пузырек. Бинг поймал его одной рукой. На нем значилось: ХЭНСОМ, ДЬЮИ — ВАЛИУМ 50 МГ.
Мэнкс схватил фонарик, выпрямился и с треском распахнул дверцу.
— Отсюда придется идти пешком.
Бинг поднял руку, показывая пузырек.
— Так вы… вы дали мне что-то, чтобы я заснул, мистер Мэнкс?
Мэнкс подмигнул.
— Не обижайся, Бинг. Я знал, что ты хочешь как можно быстрее оказаться на дороге в Страну Рождества и что ты сможешь увидеть ее, только когда заснешь. Надеюсь, все в порядке.
— Я вроде не против, — сказал Бинг, пожимая плечами. Он снова посмотрел на пузырек. — А кто такой Дьюи Хэнсом?
— Он был тобой,Бинг. Он был моим до-Бинговым парнем. Дьюи Хэнсом был киношным агентом в Лос-Анджелесе, специализировавшимся на детях-актерах. Он помог мне спасти десятерых детей и заработал себе место в Стране Рождества! Да, дети Страны Рождества так любилиДьюи, Бинг. Они просто-таки съели его без остатка! Пойдем!
Бинг отпер дверцу и вылез на морозный неподвижный воздух. Ночь была безветренной, и снег медленно крутился, целуя ему щеки. Для старика ( почему это я продолжаю думать, что он старый? — недоумевал Бинг. — Он ведь не выглядит старым) Чарльз Мэнкс оказался весьма проворен, он бодро зашагал вперед по обочине дороги, поскрипывая ботинками. Бинг брел за ним, обхватывая себя за плечи в своей тонкой парадной форме.
На дороге оказалась не одна женщина в белом платье, но две, стоявшие по сторонам черных железных ворот. Они были идентичны: дамы, вырезанные из стеклообразного мрамора. Обе наклонялись вперед, простирая руки, и их струящиеся костно-белые платья вздымались за ними, распахиваясь, словно ангельские крылья. Они были безмятежно красивы, с полными губами и слепыми глазами классических скульптур. Рты у них были приоткрыты, отчего представлялось, что они застыли посреди вздоха и вздернуты кверху, позволяя предположить, что они готовы рассмеяться — или вскрикнуть от боли. Скульптор вытесал их так, чтобы их груди выпирали через неплотную ткань платьев.
Мэнкс прошел в черные ворота, между дамами. Бинг помедлил, поднял правую руку и погладил верхушку одной из этих гладких холодных грудей. Ему всегда хотелось потрогать грудь, которая выглядела бы вот так — самоуверенной, твердой, зрелой грудью, гладкой и тугой.
Улыбка у каменной дамы стала шире, и Бинг отскочил назад с поднимающимся к горлу криком.
— Идем, Бинг! Давай займемся нашим делом! Ты слишком легко одет для такого холода! — крикнул Мэнкс.
Бинг шагнул было вперед, потом помедлил, чтобы посмотреть на арку над открытыми железными воротами.
28
Св. Ник — Святой Никодим Святогорец родился в 1749 году на острове Наксос, одном из островов Эгейского моря. Свое начальное образование он получил там же.