Сегодня Джипси прижужжала с чернильницами в ушах и начала жужжать: «Я залетела далеко-далеко, невозможно сказать как далеко, там я встретила Королеву Капустных Голов, с головой как кочан капусты. Она подхватила меня за пятку и отвела во дворец Капустных Голов, где все головы уже расквасились.
Дворец был полон коз, они прогуливались вверх-вниз по лестницам, съезжали по перилам и поедали дзынь-дзынь-дзыньские часы. Я заметила, что прежде чем раскусить, прожевать, проглотить и съесть дзынь-дзынь-дзыньские часы, козы их заводили и ставили стрелки на пару минут вперед, чтобы они прозвенели уже изнутри. Я это заметила, понимаешь. А жирно-жирные надутые козы и жирно-жирные колченогие козы вешали лишние часы себе на рога, и те, уставшие ждать, потихоньку сами дзынь-дзынь-дзынькали друг другу.
Я пробыла там все утро и видела, что больших коз кормят большими часами, маленьких коз – маленькими, большие часы громко звенят, а маленькие – тихо. К полудню Королева Капустных Голов с совсем расквашенной головой пришла ко мне попрощаться. Она присела на ступеньку покормить крошек-крокодильчиков маленькими часиками, подкрутила завод, завела будильник, а когда крошки-крокодильчики проглотили часики, я услыхала, как они там, внутри дзынь-дзынь-дзынькают.
Королева учила алфавит с самыми маленькими крокодильчиками. Когда она повторяла им капустноголовый алфавит, они отвечали ей крокодильский. Наконец, королева попрощалась со мной и сказала: «Пока, пока, поскорей возвращайся, пока, пока, в следующий раз оставайся подольше».
Когда я выходила, все крошки-крокодильчики забрались на лестницу и прозвонили мне до свидания. Я побыстрее зажужжала домой, потому что почувствовала себя такой одинокой. Я так рада снова оказаться дома».
Нос-Картошкой поднял голову и сказал: «Как хорошо, что лунные крысы зимой прячут варежки в ледниках. Расскажи нам теперь об этом лилово-синем шмеле, Джессе Джеймсе».
«О, Джесс Джеймс,– повторила Полоумная Растрепка.– Джесс Джеймс прижужжал домой с почтовой маркой на носу и зажужжал мне прямо в уши: «Я летал-летал, я жужжал-жужжал, далеко-далеко, пока не встретил Короля Бумажных Кульков, жившего во Дворце Бумажных Кульков. Я вошел во дворец и думал, что там везде только бумажные кульки. Но вместо них дворец был полон разноцветных горошин, они прогуливались туда-сюда по лестницам, умывали личики, подрубали носовые платочки.
Вечером все разноцветные горошины надели калоши и принялись крутить бумажные кульки. Король Бумажных Кульков прохаживался между ними и приговаривал: «Если у вас спросят, кто я, отвечайте – Король Бумажных Кульков». Тут одна маленькая горошина выпалила прямо в лицо королю: «Повтори-ка – кто тебе сказал, что ты король?» Королю это показалось так обидно, что он протянул руку, одним махом смел в бумажный кулек сразу пятьдесят разноцветных горошин и закричал: «Кулек – пятачок, кулек – пятачок». И бросил кулек на кучу мусора и жестянок.
Когда я улетал, он пожал мне руку и произнес: «До свидания, Джесс Джеймс, старый жужжала, если кто тебя спросит, скажи, что видел Короля Бумажных Кульков в его собственном доме».
Я покидал дворец, а двери и подоконники, крыши и водосточные желоба, по которым стекает дождь, полны были разноцветных горошин в калошах, они умывали личики, подрубали носовые платочки и кричали мне: «Пока, пока, возвращайся поскорей, пока, пока, в следующий раз оставайся подольше». Потом я зажужжал домой, потому что почувствовал себя очень одиноким. Я так рад снова оказаться дома».
Нос-Картошкой поднял голову и сказал: «Что за туманный, обманный вечер в лунном, безумном свете. Расскажи теперь об этой лилово-синей пчеле, Желтой Жгучке».
Полоумная Растрепка повязала жемчужно-серый платочек вокруг шеи Желтой Жгучки и сказала: «Желтая Жгучка прижужжала домой испуганная, с грязной мордашкой и вот что поведала: „Я летела-летела, жужжала-жужжала, пока не встретила Королеву Пустых Шляп. Она схватила меня за пятку, привела в город Пусто-шляпинск и шепотом произнесла: „Винтик выпал, в баке – течь“. Жирные блошки, кошки а сороконожки прогуливались в пустых шляпах, а королева все время повторяла: «Винтик выпал, в баке – течь“. В домах, на улицах, в грохочущих и гудящих автомобилях, везде и повсюду были только пустые шляпы. Когда жирные блошки менялись шляпами с сороконожками, шляпы пустели. Когда жирные сороконожки менялись шляпами с кошками, то и их шляпы пустели. Я сняла свою шляпу, смотрю, и она пустая. Я сама себя почувствовала пустой шляпой, и даже испугалась. Я поспешила расстаться с Королевой Пустых Шляп и побыстрее зажужжала домой. Я так рада, что снова дома».
Нос-Картошкой сидел, обнявши аккордеон. Он поднял голову и сказал: «Засунь пчел обратно в мешок, они все уши прожужжали своими словечками, сплетнями и секретами».
«А чего еще ты ждал, когда луна – золотая дверь с серебряным окошком?» – спросила Лизка-Склизка.
«Да, да, – подхватила Полоумная Растрепка, – чего еще ты ждал, когда пчелы и шмели гоняются друг за другом, влетая в золотую лунную дверь и вылетая в серебряное окошко?»
И две малышки с тугими конскими хвостиками, две проворные степные девчонки пошли прочь, насвистывая коротенькую пустомельскую песенку и шлепая ногами по лунному золоту луж.
Мыльный Пузырь жил совсем один среди множества людей, продававших друг другу тычки и щелчки, щипки и пинки дюжинами, ящиками и целыми грузовиками.
По утрам Мыльный Пузырь обычно открывал окно и говорил собирателям тряпья и рванья: «Далеко-далеко отсюда воркуют две голубки, далеко-далеко отсюда белые крылья растворяются в синеве, в синеве неба».
А собиратели тряпья и рванья, глядя поверх мешков с тряпьем и рваньем, говорили: «Что за рваные облака летят по небу, гонимые ветром, небесным ветром?»
Однажды к дому подошли две голубки, прямо к ручке двери, к дверному звонку под окошком. Одна голубка позвонила в дверь, а за ней и другая.
Они стали ждать, а пока ждали, завязывали шнурки на башмаках и шляпные ленты под подбородком.
Мыльный Пузырь открыл дверь. Они уселись к нему на руки, одна голубка на правую руку, другая на левую, захлопали крыльями и заворковали: «Гули-гули, гули-гули-гули». Потом они оставили ему письмо и быстро упорхнули прочь.
Читать письмо Мыльному Пузырю пришлось на крыльце – там было светлей, ведь еще только-только рассвело. Бумага была покрыта неразборчивыми голубыми каракулями голубиных лапок со множеством словечек и секретиков.
Посмотрев на письмо, Мыльный Пузырь сказал сам себе: «Не удивлюсь, если эти две голубки – мои сбежавшие дочки, Полоумная Растрепка и Лизка-Склизка. Когда они убегали, они сказали, что переберутся через реку Шампунь и будут жить в стране Рутамяте. А я слышал, в Рутамяте такой закон: если девчонка перебирается через реку Шампунь, вернуться туда, где она жила раньше, она может только голубкой – и голубкой она останется, пока не вернется назад за реку Шампунь в страну Рутамяту».
Он взглянул из-под руки в дальнюю даль, в синеву, в небесную синеву. Он так долго и пристально смотрел, что увидел, как две белые голубки растворяются в синеве, поднимаясь все выше, летя все быстрее к реке Шампунь, к стране Рутамяте.
«Спорим, я угадал, что это они, – сказал он сам себе. – Спорим, что эти две голубки – мои сбежавшие дочурки, мои девчонки, Полоумная Растрепка и Лизка-Склизка».
Он взял письмо и снова прочитал его сверху донизу. «Первый раз разбираю голубиные каракули», – сказал он сам себе. Он» читал-читал письмо, и вот что оно ему поведало:
«Папочка, папочка, папочка, приезжай к нам домой в страну Рутамяту, где воркуют – гули-гули-гули – голуби, где белки таскают кадки, а дикие кошки загадывают загадки, рыбки выпрыгивают из реки и болтают с горячей сковородкой, бабуины нянчат младенцев, черные кошки разгуливают в оранжевых носочках, а по понедельникам в полдень вечерком из слуховых окошек выглядывают птички в алых и малиновых шляпках».