— «Поздравляю днем ангела» — читает Васька.
— Порвать… Буржуйская!
— «Маня выехала Москву»
— Рви!
— «Почему нет писем беспокоимся Зина мама.
— Рви!.. Ишь ты — беспокоимся? Это большевики, видать, беспокоят их…
Однажды за такой передачей их застал Сахаров:
— Что это вы рвете?
— А буржуйские телеграммы!
— Как буржуйские?
— А очень просто: приносят тут разные в шляпах и в манишках — так мы… рвем такие!
— Что вы делаете? — схватился за голову Сахаров.
— А думаешь то, что они сообщают, по твоему очень интересно?
— Да это… это, — растерялся Сахаров, — это, знаете, что? — и вдруг крикнул на всю аппаратную дико, нечеловечески, — не сметь больше… чтобы все передавать. Слышите? Ведь вы же черт знает, какую контру подкладываете под революцию… Как же возможно такое?.. а?..
— Что ж ты кричишь? — спокойно спросил Мишка, — если бы у нас штат был, тогда бы можно все передавать, ну а если мы вдвох с Васькой, — так как ты думаешь — можем мы справиться или нет? Своих телеграмм не успеваем отправлять, а тут еще буржуйские… Штат надо увеличить!
Сахаров подумал и сказал:
— Хорошо, приму меры!
Однажды поздно ночью на телеграф пришел вооруженный матрос и спросил:
— Кто здесь комиссар?
Мишка спал в дежурной комнате; матроса принял Васька. Он величественно пригласил матроса „присесть в креслу“ и сдвинул ухарски фуражку на левый бок.
— Комиссара нет. Есть политконтролер у нас. А в чем, собственно, дело?
— Сюда придет сейчас Антонов-Овсеенко, — ответил матрос, — так пусть тут приготовят провода для прямого соединения с Кремлем… Понял?
Матрос встал, поддернул штаны и, сплюнув, направился развалистой походкой к выходу.
— Сичас… Сичас — забормотал Васька — это мы, пожалуйста, с большим нашим удовольствием!
И кинулся будить Мишку.
— Вставай!.. Вставай!.. Сичас Антонов-Овсеенко придет!
— Куда придет?
— Сюда!
— Ну?
Мишка вскочил и протер глаза кулаками.
— Антонов — с седьмой линии?
— Он самый! Сейчас матрос приходил!
Мишка испугался.
— Ф-ф-у-у!
Этот Антонов, по мнению Мишки, был самым отчаянным человеком.
Представлял он его не иначе, как в виде здоровенного детины с рыжими волосами, вооруженного с головы до ног; даже из ушей у него выпирали наганы, а под пальто, наверное, были спрятаны и пулемет и маленькая пушка.
— Я боюсь, — малодушно сознался Мишка.
— Я тоже!
— Бежим домой!
— Бежим!
Но было уже поздно.
В дверях показалась фигура высокого человека в желтой дохе, с нахлобученной на голову большой меховой шапкой, из под которой поблескивали огромные очки.
— Кто здесь политконтролер?
— Я, — сказал нерешительно Мишка, приподнимаясь с дивана.
Человек в дохе улыбнулся и протянул ему руку:
— Очень приятно!.. Я — Антонов-Овсеенко!
— Вы? — чуть не крикнул Мишка, — такой… такой…
Да он совсем не страшный — мелькнуло в голове у Мишки.
Антонов устало повел головой.
— Мне нужен человек, который мог бы передать несколько слов в Москву. У вас есть телеграфисты — большевики?
— Нет, — огорченно вздохнул Мишка, — у нас есть только одна сволочь — а потом, приподнявшись на носки, произнес храбро:
— Я вам могу передать все, что нужно… Не хуже телеграфиста передам!
— Да-а? — нерешительно протянул Антонов — впрочем, все равно… Где это?..
— Передают-то? А вот — прошу за мною!
Мишка провел Антонова через пустую аппаратную в заднюю комнату, где помещался аппарат Юза и открыл электричество.
— Присаживайтесь, где-нибудь… мы это мигом в один секунд… Москву вам!.. да?
Мишка вскарабкался на высокий табурет и завязил руки в белых клавишах:
— Ну?.. Вас с Кремлем, значит?
— Да, пожалуйста!
— Есть! — и тонкие пальцы засновали быстро и размеренно по клавиатуре.
Аппарат завыл, застучал, выбросил из щели длинную, узкую ленту, выскакивающую из нутри ровными скачками.
— Москва… Москва… Москва — шумело в проводах и в тысячевёрстное пространство скользил по проводам уверенный вызов маленького телеграфиста:
— Москва… Москва… Москва..
Через полчаса Мишка откинулся назад, блеснул радостно глазами и сказал толстым голосом:
— Готово… Можно начинать!
— Готово? Кремль у вас?
— Кремль держу… давайте!
Антонов придвинул стул к аппарату, вытащил из кармана портсигар и протянул его Мишке.