— Как не умер?! — выдавил он наконец. — А как же ты… оказался здесь?
— Я пришел сюд-да со своими д-друзьями, — заикаясь, проговорил Буратино. — Мы нашли волшебную д-дверь, которая разд-деляет Мир Снов и Мир Люд-дей…
Бураткинс громко застонал. Очнувшаяся королева заломила руки:
— Мой мальчик, ты по-прежнему не с нами!..
— Ерунда, — сказал король, внезапно успокоившись. — Он с нами и останется с нами. А память к нему скоро вернется.
Королева вздрогнула, как от удара, полными слез глазами посмотрела на мужа, на Буратино…
— Но ваше величество… То, что вы задумали, невозможно…
— Невозможно? Почему? — резко повернулся к ней король.
— Он не исполнил свою задачу в Мире Людей!.. Он не хочет возвращаться… Он будет несчастен здесь!..
— Зато королевство будет счастливо! — отрубил Бураткинс. — Мы должны подчинять свою волю интересам страны.
— Бураткинс, опомнись, ведь речь идет о счастье нашего сына! — исступленно крикнула королева.
— Вот именно, — спокойно ответил король. — А ты хочешь, чтобы он снова оставил нас. Чтобы он снова стал игрушкой в руках людской черни. Чтобы он зарабатывал гроши кривляньем в дешевом балагане. Да здра-авствует почтеннейшая пу-ублика! Мы начина-аем наше представле-ение! — снова вышел из себя король. — Ты этого хочешь, да?
Королева зарыдала так, что Буратино до смерти перепугался. Он ничего не понимал в разыгравшейся драме, но чувствовал, что может произойти нечто непоправимое, и догадывался, что во всей этой истории королева на его стороне. От благодарности и от жалости к ней, от страха, терзавшего его душу, Буратино сам зарыдал и бросился к матери.
— Мама! Мамочка!.. — закричал он, обнимая королеву. — Не отдавай меня ему!..
Бураткинс сделал к ним шаг, но королева вдруг встала и загородила собою Буратино.
— Слышишь? — спросила она звенящим голосом, в котором звучала гордость. — Я не отдам тебе сына. Я сама пойду с ним в Мир Людей, и ничто не разлучит нас больше!
Король в нерешительности остановился. В его глазах вспыхнул какой-то хитрый огонек. Бураткинс улыбнулся, подошел к креслу у дальней стены, сел, миролюбиво закинул ногу за ногу.
— Милая Буратинесса, — сказал он почти ласково, — возможно, ты и права. Но лишь в том случае, если наш сын после серьезных и обстоятельных размышлений не изменит своего решения уйти в Мир Людей. А для этого мальчику нужно время. Пускай Буратино поживет с нами, получше узнает… то есть, черт, получше вспомнит этот мир… Я уверен, что он полюбит его и предпочтет любому другому…
Буратино взглянул на мать: она с жадностью ловила каждое слово Бураткинса. И сам король выглядел уже не жестоким деспотом, а добродушным и покладистым папашей. Однако мальчику не давал покоя зловещий огонек, то и дело вспыхивающий во взгляде Бураткинса.
— Мы не станем неволить Буратино, — король встал и принялся расхаживать по комнате. — Однако повторяю, в том случае, если принц решит остаться с нами, и по причине того, что в Мире Людей он еще жив, мы…
— О, пожалуйста, замолчите!.. Не произносите это слово!.. — затрепетала Буратинесса.
Король смущенно умолк и покосился на дверь комнаты. В тот же миг дверь открылась и в ней показалась прилизанная голова первого министра.
— Не затрудняйте себя, ваше величество, — оскалилась голова. — Я сам произнесу это необходимое слово. Итак, поскольку в Мире Людей Буратино все еще жив, его следует… умертвить.
— Как умертвить?! — взвизгнул Буратино и прижался к матери. — Что он говорит?
Бураткинс махнул рукой в сторону двери:
— Теперь пошел прочь!
— Буратино, — сказал он все с той же отеческой улыбкой, — пожалуйста, успокойся, друг мой. Никто не собирается тебя убивать. Просто для того чтобы вернуть тебя нам, а твою память тебе, мы дадим тебе выпить немного сипарры. Это совсем не страшно.
— А что т-такое сип-парра? — спросил Буратино, у которого опять застучали зубы.
Король Бураткинс устало плюхнулся в кресло.
— Объясни ему.
Мать поцеловала Буратино в обе щеки.
— В Мире Людей сипарра — это смертельный яд, в Мире Снов — напиток возрождения. Ты выпьешь его, забудешься и очнешься принцем…
Ее голос убаюкивал, как и ее руки. От нее исходило тепло и нежность, и Буратино вдруг почувствовал, как он устал. Не хотелось ни о чем думать, ничего решать. «Как жаль, что здесь нельзя поспать», — подумалось ему.