— Ты, верно, не думала, что моя госпожа такая красивая! — сказал смешной человечек.
— Конечно, нет! — ответила я. — Я и представить себе не могла.
— И никто не может! Но ты ещё не всё знаешь.
Человечек закрыл дверь, за ней оказалась веревка, к которой был подвешен груз. Какое-то время он тянул за эту веревку, а потом произнёс:
— Пожалуй, довольно. Теперь всё в порядке.
Потом он взял меня за руку, открыл незаметную дверцу в полу, мы спустились на две или три ступеньки, и прямо передо мной открылась огромная дыра.
— Не бойся, — успокоил меня человечек. — Это не дыра, это всего лишь окно. Загляни туда.
Я сделала, как он велел, и увидела сад и беседку, только они остались далеко внизу, залитые лунным светом.
— Вот! — сказал человечек. — Нам удалось-таки тебя вытащить! Видишь, как на нас в саду до сих пор лает собака?
Я сказала, что не могу ничего разглядеть.
— Неужели вы различаете такие мелочи так далеко? — удивилась я.
— Что ты, дитя мое! — воскликнул человечек. — Разве это мелочи! Да я мог бы найти иголку в траве, будь у меня руки подлинней. Кстати, вон одна лежит у порога беседки.
Я посмотрела на его глаза — маленькие, но такие лучистые, что он, наверно, мог видеть при их свете. Потом мы поднялись наверх, и он повёл меня ещё выше по небольшой лесенке в углу комнаты через другую потайную дверь, и над нами оказалось огромное круглое окно. Сквозь него было видно синее небо, и облака, и звёзды. Много-много больших звёзд, и они сияли ярче яркого!
— Их маленькие девочки-ангелы начистили, — сказал Алмаз.
— Ну что за чепуху ты болтаешь! — воскликнула Нэнни.
— Моя чепуха не хуже твоей, Нэнни. Когда закончишь, я расскажу свой сон. Там тоже были звёзды, только луны не было. Она куда-то отлучилась. Может, за тобой отправилась. Думаю, мне приснился этот сон почти тогда же, когда ты видела свой. Хотя она могла пойти и за кем-то другим, ведь такие чудеса происходят не с нами одними. Но сначала расскажи, что было дальше.
Возможно, кто-то из моих маленьких читателей вспомнит, что луна приходила за ним или за ней как раз в ту ночь, когда Алмазу приснился его сон. Но мне об этом ничего не известно. Я лишь знаю, что за мной она не приходила, хотя, когда я был мальчиком — не совсем малышом, разумеется, — я умел звать её за собой.
— Человечек всё мне показывал и просил заглянуть в каждое окно. Как же там было красиво! Мы висели высоко в воздухе в таком уютном и чистом домике!
— Твоей работой будет следить, чтобы окна оставались чистыми, — произнёс человечек. — Это несложно, здесь наверху пыли почти нет. Разве что мороз иногда что-нибудь на них нарисует, да капли дождя оставят разводы.
— Изнутри я легко их вымою, — ответила я, — но как быть с грязью от дождя и мороза снаружи?
— Ой, — сказал он, — нет ничего проще! Тут всюду лестницы. Надо только открыть дверь, а дальше можно залезть, куда угодно. Ты ещё не видела многих окон, кое-где через них можно увидеть места, о которых ты никогда не слышала. Раньше я сам мыл окна, но — увы! — я уже не так молод. Правда?
— Не знаю, — отозвалась я. — Я ведь не видела вас, когда вы были моложе.
— Ты не видела человека из луны? — удивился тот.
— Ну, не очень близко, — ответила я. — Не настолько, чтобы сказать, молодой он или старый. За спиной он нёс вязанку хвороста. Мне его Джим показывал. Джим очень любил смотреть на человечка из луны. Бедный Джим! Интересно, почему он не приходит меня проведать? Может, он тоже заболел?
— Давай, я узнаю, — предложил Алмаз, — и расскажу тебе.
— Спасибо, — обрадовалась Нэнни. — Вы с Джимом непременно должны подружиться.
— Так что сказал человек из луны, когда ты призналась, что видела его с вязанкой хвороста на спине?
— Он засмеялся. Но, кажется, обиделся. У него чуть вздёрнулся нос, а уголки рта опустились — раньше они смотрели на кончики ушей, а теперь обратились к шее. Но он ни капельки не рассердился.
— А что он сказал?
— Он сказал: «Ерунда. То, что ты видела — это мои щётки. Я собирался мыть окна, а для этого нужны щётки. Чего только не болтают внизу о тех, кто выше их!»
— Просто там о вас ничего не знают, — осмелилась вставить я.
— Разумеется, разумеется, — согласился человечек. — Там никто ничего не знает. Ладно, я их прощаю, и дело с концом.
— Вы такой добрый, — сказала я.
— Нет! — возразил он. — Я прощаю не потому, что добрый, а потому что иначе мне не будет покоя.
После этого он немного помолчал, а я легла на пол и стала разглядывать окружавшую меня прекрасную синеву. О человечке я почти совсем забыла, но тут он спросил: