Анна повернулась ко мне и стала поигрывать голубой пластиковой вилкой, что мне дали вместе со свиными ребрышками.
- Если бы вы знали моего отца, мистер Эбби, вы бы поняли, почему это для меня настолько болезненно. Он был очень замкнутым человеком. Не считая моей матери и миссис Ли, у него почти не было настоящих друзей. Только вот Дэн, - она улыбнулась и кивком показала на бакалейщика, который пожал плечами и скромно опустил взгляд на свою лопаточку,- и еще несколько человек в городке. Все его знали и любили, но он терпеть не мог известности и всячески старался избегать ее.
Тут заговорил Дэн, но обращаясь только к Анне:
- А больше всего он любил меня в лавке навещать, и мы устраивались за разделочным столом, ну сзади, на этих деревянных чурбачках, знаете? А иногда он садился на кассу, если кто-нибудь из моих отсутствовал.
Какое прекрасное начало для биографии! Первая сцена - Франс дергает рычаг кассового аппарата в галенской лавке у Дэна... Даже если книге не бывать, как все-таки здорово сидеть тут с этими людьми, составлявшими такую большую часть его жизни. Я невероятно им завидовал.
- А я всегда мог сказать, когда он сидел там с тобой, Дэн. В это время никого не обслуживали!
Дэн почесал в затылке и подмигнул нам. У меня из головы не выходила одна мысль. Вот этот милый толстячок-лавочник провел, вероятно, годы в компании моего кумира. О чем же они говорили? О бейсболе? О женщинах? Кто прошлой ночью напился в пожарной части? Мысль оскорбительная и унизительная для Дэна - но почему я не мог хотя бы на денек заменить его там, за разделочным столом? Всего-то один день поболтать с Маршаллом Франсом о книгах, о силе воображения... о персонажах его книг:
- Ну а теперь, Маршалл, признавайся, как ты додумался до (вписать нужное)?
Он бы прислонился к паре бараньих ног и ответил что-нибудь вроде:
- Давным-давно в детстве знавал я одного шпагоглотателя...
Потом мы включили бы радио и стали бы слушать репортаж о каком-нибудь матче, с видом сонным и безмятежным, какой бывает у людей, когда они болтают о пустяках и глядят в пространство. Мы бы поговорили о подаче Стена Мьюзиала или о новом тракторе Фреда...
Мы с Франсом напропалую чесали языками в мире моих грез, и вдруг я услышал, как Саксони упоминает Стивена Эбби. Это заставило меня очнуться, и когда мои глаза опять сфокусировались на окружающем, миссис Флетчер смотрела на меня разинув рот.
- Вашим отцом был Стивен Эбби?
Я пожал плечами, не понимая, зачем Саксони это выболтала. Ох, поговорю я с ней потом...
Детский крик, как легкий стон цепной пилы, рассек воздух и заполнил паузу.
- Его отцом был Стивен Эбби!
Это сработало. Глаза поднялись, гамбургеры опустились, ребенок утих. Я прожег Саксони убийственным взглядом. Она опустила голову, отвела глаза и постаралась выправить положение, сказав Анне, что, поскольку у нас обоих знаменитые отцы, мы, вероятно, найдем кое-что общее.
- Если это так, то мой отец был не в той лиге, что отец мистера Эбби. Говоря это, Анна не отрывала от меня глаз. Они блуждали по моему лицу. Мне и понравился, и не понравился этот осмотр.
- Так это правда? Ваш отец был Стивен Эбби?
Я взял остывшее свиное ребрышко и откусил. Мне хотелось замять ответ, насколько это возможно, и я подумал, что для начала неплохо пробормотать что-нибудь с набитым ртом.
- Да. (Чав-чав). Да, был. - Я буравил ребрышко и свои жирные пальцы гипнотическим взглядом. Жевать было легко, глотать тяжелее. Я пропихнул мясо при помощи кока-колы, потребовалось полбанки.
- Анна, помнишь, как мы с твоим отцом водили тебя на "Новичков"?
- Вот как?
- Что значит "вот как"? Конечно, водили. Специально поехали в тот кинотеатр в Германе, ты еще все время в туалет бегала.
- Как это было, мистер Эбби?
- Это вы мне расскажите, мисс Франс. - Я выдавил двухсекундную умильно-лукавую улыбку, которую она перехватила и отправила обратно мне.
- Двое детей знаменитых отцов сидят с нами за одним столом, Дэн. Миссис Флетчер всплеснула руками и, шлепнув ладони на стол, повозила ими туда-сюда, словно шлифуя гладкий, под красное дерево, шпон.
- Анна, принесешь еще булочек?
Она встала, осмотрела свой комбинезон и стряхнула несколько крошек.
- Почему бы нам не продолжить этот разговор? Приходите ко мне сегодня вечером на ужин. Где-нибудь в полвосьмого? Эдди же сказал вам адрес и как добраться, да?
Я был ошеломлен. Мы распрощались, и она ушла. Ужин в доме Маршалла Франса, и сегодня же? Эдди? Хиппан, которого мы подвезли? Но он ведь никак не мог нас опередить.
Мы подвезли миссис Флетчер к ее дому, на другой конец города. Дом был великолепен. Он стоял на пригорке, и к нему вела через огород вымощенная плитками дорожка, между шестифутовых подсолнухов, тыкв размером с каштан, арбузов и помидорных кустов. Миссис Флетчер, по ее словам, признавала в огороде только то, что можно съесть; а розы и жимолость, как бы те ни благоухали, это, мол, не для нее.
Мы поднялись по четырем широким деревянным ступеням к восхитительно тенистой веранде. Я очень живо представил себе картину: середина августа, чай со льдом... Норман Рокуэлл{27}, да и только. На веранде я увидел белый гамак человек на десять, два белых кресла-качалки с зелеными подушками и совершенно белую собаку, похожую на поросенка.
- Познакомьтесь, это Нагель. Он бультерьер. Знаете такую породу?
- Нагель?
- Да - разве не похож? Это его так Маршалл назвал. К собакам и кошкам я был всегда равнодушен, но в Нагеля влюбился с первого взгляда. Он был такой безобразный, такой короткий и в такой тесной шкуре - как сарделька, вот-вот кожица лопнет. И глаза по бокам головы, как у ящерицы.
- А он не кусается?
- Кто, Нагель? Да упаси вас господи! Нагель, Нагель, ко мне.
Он встал и потянулся, и его шкура стала совсем как барабан. Просеменив к нам на негнущихся лапах, он тут же снова упал, будто это усилие оказалось для него роковым.
- В Англии таких собак разводят для боев. Сажают их в яму, чтобы рвали друг друга в клочья. Совсем люди помешались, правда, Нагель?