- До сих пор не могу привыкнуть, какие тут ясные ночи. Не иначе как все примеси отфильтрованы.
- Миссурийское небо в чистом виде - девяносто девять целых и сорок четыре сотых процента.
- Точно.
- Поехали. Тут холодно.
В машине пахло яблоками. Обернувшись, я увидел на заднем сиденье две большие корзины, полные ими.
- Можно взять яблочко?
- Да, но берегитесь червяков.
Я решил воздержаться. Анна блеснула улыбкой. В синеватом полумраке ее зубы белели, как дорожная разметка.
- Что такое "полуночный пикник"?
- Вопросов задавать не разрешается. Сидите и наслаждайтесь поездкой. Приедем - тогда все и увидите.
Я повиновался - безвольно откинулся на подголовник и скосил глаза на мелькающую ночную дорогу.
- Ночью здесь надо осторожно, на дороге полно коров, собак или енотов. А однажды я сбила опоссумиху. Я затормозила и подбежала к ней, но она была уже мертва. Но самый кошмар, что из ее сумки тут же повылезали все маленькие опоссумчики. Совсем еще слепые.
- Мило.
- Ужас. Я чувствовала себя такой убийцей...
- Хм, а как там поживает старушка Нагелина? Ей большой привет от Нагеля.
- У старушки течка, пришлось ее на пару недель изолировать.
Дорога шла то вверх, то вниз, петляла. Я устал, и в набегающем потоке горячего воздуха мои веки отяжелели, как пыльные бархатные кулисы.
- Томас, можно задать вам вопрос?
- Разумеется. Можно прикрутить обогреватель?
- Да, нажмите среднюю кнопку. Ничего, если вопрос личный?
Я ткнул не ту среднюю кнопку, и вентилятор гневно запыхтел на высоких оборотах. Анна протянула руку поверх моей и нажала правильную кнопку. Пыхтение стихло, и впервые послышался рокот мотора, шепот шин.
- Какой еще личный вопрос?
- Что у вас за отношения с Саксони?
Ну вот. Саксони надежно упрятана в больницу, а моя маленькая ночная диверсантка рядом за рулем, вся в черном... У меня было множество вариантов ответа. Что я хотел ей внушить? Что я счастливо неженат? Что с Саксони я так, просто время провожу, пока не встречу свою суженую-нареченную? Что я не против, если это окажется Анна, пусть даже дело зайдет слишком далеко?
- Мои отношения? В смысле, люблю ли я ее?
Совсем одни. Если этой ночью между нами что-то произойдет, никто никогда не узнает. Ну как Саксони повредит, если я немного совру насчет того, что произошло в этой темноте? Невозможно. Одиннадцать часов вечера, Анна здесь, и я здесь, а Саксони нет... и в итоге я сказал:
- Да, я ее люблю.
И вздохнул. Какого черта еще я мог сделать? Соврать? Да, знаю, мог, но не соврал. Ну разве не молодец?
- А она вас любит? - Ладони ее лежали поверх руля, все внимание - на дорогу.
- Наверное, да. Говорит, что да. - И, сказав это, я ощутил внезапную внутреннюю свободу, мандраж как рукой сняло. Я успокоился, напряжение разрядилось. Словно игра окончена и мой главный энергоцентр можно выключать на остаток ночи, все равно ведь больше не понадобится.
- А почему вы спрашиваете, Анна?
- Потому что вы мне интересны. Это гак удивительно?
- Да как сказать. Профессиональный интерес или личный?
- Личный.
Вот и все. Вот и все, что она сказала этим глубоким, как у Лорен Бэколл{73}, голосом ("если чего надо - ты только свистни..."). "Личный". Я не смел повернуться к ней. Я закрыл глаза и ощутил, как в верхней части туловища колотится сердце. Мне подумалось, не умру ли я когда-нибудь от сердечного приступа. Мне подумалось, не свалит ли меня сердечный приступ прямо сейчас. А две секунды назад я чуть не засыпал.
- Гм, и что я должен на это сказать?
- Ничего. Можете ни слова не говорить. Я только ответила на ваш вопрос.
- Ох! - Я глубоко вздохнул и попытался поудобней устроиться на пластиковом сиденье со своей одиннадцатифутовой эрекцией.
Как соблазнитель я редкая бездарь. Много лет я считал, что нет лучшей затравки, чем трехчасовой разговор по душам, а потом - открытым текстом: хочу, мол, с тобой переспать. Не могу сказать, чтобы этот подход был слишком уж эффективен, особенно в колледже, где мне нравились преимущественно "интеллектуалки", вечно таскавшие "Тошноту" или Кейт Миллетт{74}, закладывая книгу открыткой с репродукцией Ренуара. Но проблема в том, что имиджа ради я выпивал столько черного кофе или ядовитого "эспрессо", что, даже если магический момент наступал, мне приходилось то и дело бегать в туалет избавляться от скопившейся жидкости. И занудой я был, наверно, редкостным, поскольку как-то раз одна девушка сказала: "Слушай, кончай болтологию, чего бы тебе просто не поиметь меня?" В тот момент это был хороший урок; впрочем, когда я позже пытался применить его на практике, то чаще получал отлуп, чем добивался успеха. В результате даже теперь я никогда не уверен, (1) хочет женщина меня или нет, а (2) если хочет, то как бы это мне "поиметь ее", и (3)... Перечислять дальше нет нужды - кажется, картина довольно ясна. К счастью, с Саксони получилась полная взаимность - и, видит Бог, я за это благодарен. Но Анна? Анна Франс, ненаглядная дочурка моего кумира? Она сказала, что хочет меня,- или это был флирт, попытка выяснить, как далеко она может зайти, прежде чем я сделаю свой ход, и ей придется меня осадить?
- Анна...
- Что, Томас?
- Я не знаю, чего вы от меня хотите. Не знаю, действительно ли вы сказали то, что мне послышалось. Понимаете, о чем я?
- Да, думаю, что понимаю.
Когда я протянул к ней руку, рука дрожала. Это была моя левая рука. Левая - потому что, если Анна оттолкнет руку, не желая моего прикосновения, я смогу быстрее вернуть ту на место. Затем, уже на полпути, я понял, что не знаю, куда мечу. В колено, грудь, плечо? Но рука сама знала, что стремится к лицу. Медленно, по-прежнему дрожа, я коснулся Анниной щеки и почувствовал, что она горит. Анна взяла мою руку в ладони и, поднеся к губам, поцеловала. Потом крепко сжала ее - и положила на свое правое колено. Я чувствовал, что моя голова сейчас взорвется. Так мы и проехали остаток пути до ее "пикника".
Анна - иначе не скажешь - отдалась мне целиком и полностью. Нет, никакого там садо-мазо - но я сразу ощутил, овладевая ею, что она позволит мне делать с ней все, что захочу, и сама сделает все, чего бы я ни пожелал. Она не рычала как тигрица, и не разжигала пламя безумной страсти, но порой я чувствовал, что ушел в нее до упора, дошел до точки, и что путь обратно предстоит ой какой нелегкий, прежде чем мы сумеем передохнуть, не говоря уж - насытиться. Позже, когда я спросил ее, затевался ли пикник ради этого с самого начала, она ответила "да".