Только ей не хотелось, чтобы это оказалось сном.
Свернув за угол, она налетела на Коннора. Та же футболка, та же улыбка, те же волосы, падающие на глаза. Значит, не сон. Она чуть не потрогала его для проверки.
– Я тебя нашел! – похвалился он.
– Это я тебя нашла, – поправила Деа. – Согласимся на ничью. – Они встретились в самом центре лабиринта. Солнце стояло над головами почти вертикально.
Если Коннор и заметил, что Деа тяжело дышит, у него хватило такта промолчать.
– Если мне когда-нибудь придется скрываться, я приеду сюда, – сказал он, когда они шли обратно к парковке.
Деа подняла бровь – вернее, попыталась. Голлум ее учила, но Деа пока не овладела этим искусством.
– Ты собрался в бега?
– Да ты подумай, лабиринт даже лучше, чем крепостной ров с водой! Это как встроенная охранная система – в жизни не найдут!
– Туристы найдут, – возразила Деа.
Коннор улыбнулся:
– Эти могут.
Через несколько миль после кукурузного лабиринта, сразу за знаком поворота на Девитт, им попался новый биллборд: «Кафе “Вокзал”. Наши молочные коктейли знает весь мир».
– Есть хочешь? – спросил Коннор.
– Необязательно быть голодной для молочных коктейлей, – ответила Деа. – Ты бы еще спросил, не хочу ли я подышать.
Подъехав, они взяли по коктейлю (ванильный для него, клубничный для нее). На вид кафе было лет сто – здесь даже имелась медная касса старого образца. Древняя – под стать обстановке – официантка Кэрол сразу прониклась к Коннору нежными чувствами и даже позволила ему открыть ящик кассы и нажать пару кнопок. Такой уж он человек: ему все сойдет с рук и везде примут как своего.
Рядом с ним и Деа чувствовала себя такой.
Они сделали крюк в пятнадцать миль посмотреть на самый большой резиновый мяч в Огайо.
– Так мы никогда не доберемся до Цинциннати, – заметила Деа.
– Важна не цель, а путешествие, – отозвался Коннор с интонацией школьного консультанта. – Только представь, самый большой резиновый мяч в Индиане! – Он хлопал Деа по бедру на каждом слоге. – Разве это можно пропустить?
Когда Коннор отснял Самый Большой Резиновый Мяч в Огайо, который и в самом деле оказался огромным, солнце уже давно миновало зенит: по полям протянулись глубокие фиолетовые тени. Когда они шли к машине, на парковку въехал пыльный мини-вэн, откуда высыпала целая семья: мама-папа-ребенок-ребенок-ребенок, все в одинаковых козырьках от солнца, шортах и шлепанцах. Деа стало интересно, что о них подумают. Наверное, решат, что Коннор ее бойфренд.
Шел четвертый час, пора было возвращаться, но не хотелось. В Деа все бурлило от счастья, будто у нее внутри открылась огромная бутылка содовой. Она впервые порадовалась, что у нее нет нормального мобильного, а только плохонький, с предоплаченным тарифом, который она купила зимой на гроши, заработанные на протирании лобовых стекол. Мириам об этом не знала и не могла позвонить Деа и потребовать вернуться.
У Мириам не имелось ничего: ни мобильного телефона, ни имущества, ни даже банковского счета – стопки наличных, связанные резинками, были припрятаны в обувных коробках в шкафу, под пассажирским креслом в машине и даже в упаковке из-под тампонов под раковиной в ванной (это была заначка на крайний случай. Когда пустела даже упаковка из-под тампонов, значит, намечался переезд). Деньги приходили всплесками, как кровь из свежей раны, и Деа не спрашивала, откуда они берутся, как никогда не задавала вопросов, чего Мириам так боится и от кого они бегут.
– Мы как ветер, – всегда говорила мать, приглаживая пальцами волосы Деа. – Пф-ф-ф – и исчезли. Ищи-свищи.
Мириам как-то не приходило в голову, что однажды Деа вырастет и захочет стать видимой. Что у нее появится желание иметь сотовый и друзей, которым можно звонить. Что ее заинтересуют приложения, фотографии и рингтоны. Вот почему Деа купила мобильный, пусть и пластмассовую дешевку, которую стеснялась доставать на людях и часто забывала зарядить: она хотела быть как все.
Но сейчас Деа хотела сделать как раз то, о чем всегда твердила мать: исчезнуть. Если никто не знает, где она, может, ей не придется возвращаться?
– Куда теперь? – спросила она. Не говори «домой», мысленно попросила она Коннора. Только не домой.
Коннор посмотрел на часы на приборной панели.
– Мы еще можем доехать до Цинциннати и вернуться до темноты.
Деа завела машину. От широкой улыбки даже заболели щеки.
В пригороде Цинциннати она свернула с шоссе, не вполне представляя, куда они едут. Скученная застройка, будто слипшиеся водяные пузырьки в ручье; за окном сплошной полосой тянулись облупленные белые одноэтажные домики, дешевые трейлеры, крошечные дворы и гаражи со старыми баскетбольными сетками. Коннор углядел очередное объявление, написанное от руки и прислоненное к телеграфному столбу: «Распродажа всякой всячины! Уоррен-стрит, 249, рядом с Девятым шоссе. Спортивное оборудование (гольф), фарфор, игрушки, тостеры».