Выбрать главу

"Прощай, дурында!".

"Не дождешься!", - крикнула ему в ответ сука.

Анютка вышла из склада и тоже посмотрела вслед уходящей машине.

- Митревна, с вас бутерброд! - шутливо сказал ей Сей Сеич, весьма довольный собой.

- Ой, да ладно вам! Будто мне больше всех это надо было, - оправдывалась Анютка.

Но потом она, спохватившись, слезливо запричитала:

- Ой, а как же щеночки?! Ну как это так, без матери! Нельзя же так-то!

- Ничего, они уже большие. А подрастут немного - тоже завезем!

- Ой, ну вы вообще! - сказала напоследок сердобольная Анютка и ушла на склад.

***

Муха вернулась через два дня. Водитель, который ее завозил, божился, что выпустил ее из кузова за сорок километров от базы, но ему мало кто верил.

- Выкинул, наверное, неподалеку, на трассе, - сказал грузчик Пашка.

- А может, сама выпрыгнула, - предположил другой грузчик, Олег.

Через неделю попытку повторил охранник Аркаша, который так же, не мудрствуя, поймал глумную Муху на половину колеты. На этот раз ее завезли далеко, километров за сто - машина шла в соседнюю область.

Муха вернулась только через неделю. Исхудавшая и счастливая, она сожрала все с мисок у щенков, сожрала все сухари из запасника Дика, и потом еще долго прыгала вокруг Анютки и, которая на радостях отдала ей весь свой обед. Дежуривший Сей Сеич смотрел на все это и удивлялся вслух:

- Ох, и тварь настырная! Нет, ну вы видели такое!!! Рассказал бы кто - не поверил бы!

А директор, глядя из окна своего кабинета, скалился недоброй человечьей улыбкой.

Проблему на другие сутки решил Виталик. Он резонно рассудил, что завозить надо было вместе со щенками: с этой обузой она вряд ли вернется!

Утром, при сдаче дежурства, они, сговорившись со сменщиком Аркашей, едой заманили Муху со щенками в заброшенный вольер. Щенков к тому времени осталось четверо - куда-то запропал еще один. В вольере они переловили всех собак и засунули в один большой мешок, который потом отнесли и погрузили в багажник Виталькиной машины. Немного подумав, Виталик сделал в мешке (он был не из мешковины, а из плетеного полиэтилена) ножом несколько надрезов, чтобы собачья семья не задохнулась по дороге к новому месту жительства. Мешок весь ходил ходуном и повизгивал, и еще было слышно, как внутри Муха догрызала куриную кость: ей, привычной, всё как всегда было по-фиг!

Шел мелкий осенний дождик, и было уже довольно холодно. Виталик сел в машину, завел двигатель и включил на полную мощность печку.

- Куда повезешь, Виталь? - спросил Аркаша Виталика в полуопущенное дверное стекло.

- Знаю одно хорошее местечко, на другом конце города. Там колхозный рынок и почтенная помойка, сытная такая - не пропадут.

- Эта сука, по-моему, нигде не пропадет! - с уверенностью сказал Аркаша. - Главное, чтобы к нам не вернулась.

- Не вернется.

Через полчаса Виталька, остановившись за рыночными мусорными баками, уже развязывал мешок. Щенки высыпали оттуда, как мячики, и бросились врассыпную. А Муха, мотнувшись разок вокруг баков, побежала прямиком к мясной лавке, где курили у дверей две продавщицы в белых халатах. Виталик засмеялся.

- Ну, больше не вернется, сто пудов! Ее отсюда теперь и колом не вышибешь, - сказал он самому себе. И уехал.

Вскорости он, волей случая, снова оказался на этом рынке и зашел заодно на помойку - поглядеть, живы ли там "переселенцы". И почти сразу же увидел всю семейку: заметно покруглевшая Муха убегала от щенков с куском мяса в зубах (Витальку она даже не узнала, а может, сделала вид, что не узнала). Впрочем, щенки тоже были весьма упитанные и сильно подросшие, с гладкой лоснящейся шерстью.

"Хорошо, что Цыган их сейчас не видит! - подумал Виталька. - Захлебнулся бы слюной, падла!".

***

Через месяц на складах появилась Валька - грязно-серая, лохматая сука, похожая на сильно переросшую болонку. В отличие от Мухи, она была скромная и пугливая, и долго скрывалась за трубами от людей. Обжегшиеся на Мухе, друзья несколько раз выгоняли ее с территории, но на улице жизнь была еще хуже, и Валька неизменно возвращалась: у нее была велосипедная худоба, и пролезть под воротами для нее не было проблемой.

Питалась Валька по ночам хлебными сухарями из халявной миски. Первым почуял ее полезность, конечно же, Цыган - нос у него был, что надо! Уже на третий день он прищучил ее в углу забора. Впрочем, она сильно и не сопротивлялась, понимая, что от отношения к ней псов зависит ее выживание: приближалась зима, и нужно было где-то бросать якорь. Вскоре и Дик принял участие в этой поздней, осенней идиллии, которую они мирно разделили на троих. Он только немного удивился, что сука загуляла так поздно, на зиму глядя. Но, собственно, какая им разница - отдуваться-то все равно будет она одна! Она и отдулась через пару месяцев...

Стоял январь, но мороз был небольшой - время от времени снег даже превращался в воду и стоял хлябкими, кашеобразными лужами. Три щенка вышли за Валькой из-под труб через полмесяца после того, как она ощенилась. Поселилась новая семейка в заброшенном вольере, в старой будке, которую люди еще называли собачьими яслями. Женщины затолкали в нее одеяло и рваную фуфайку, и исправно приносили молоко, разбавленное пополам с водой, и прочую еду.

Кстати сказать, все щенки оказались черными, без малейшего рыжего пятнышка (чистое Цыганское отродье!), два кобелька и одна сучька! Цыган ходил перед Диком гоголем, но тот лишь снисходительно улыбался, видя глупую радость своего неразумного собрата. Он будто следовал словам бродячего философа по кличке "Сэнсэй", с которым они подружились этим летом. Помнится, Дик угощал, и они неторопливо разрывали большой шмат свиной шкуры, приступив к нему с двух сторон, по-братски! Наевшись, Сэнсэй сказал Дику: "Знаешь, брат: "малое" должно быть всегда наверху и тщеславиться, а "большое" должно быть всегда внизу и довольствоваться тем, что оно - БОЛЬШОЕ! ".

Вообще, он много чего говорил Дику: и о несправедливом размещении собак на лестнице эволюции видов - мол, не их собачья вина в том, что они не могут взять в лапы палку и развиться до нормального цивилизованного социума!; и об отсутствии у них речевого аппарата, в чем опять же не было их вины: "Общение посредством семантических абстракций человеческой речи имеет большое преимущество перед мыслеформами нашей примитивной телепатической коммуникации, ибо абстрактное мышление и речь развивают разум, а телепатия тормозит развитие из-за легкости и простоты ее восприятия. Вот тебе доказательство того, что через лишения и труд обретается нечто большее, чем просто еда или плотское соитие с загулявшей сукой. Увы, единственный труд, который нам, собакам, доступен, это бродяжничество. Поэтому я всегда в пути: через ноги и до головы что-то доходит!"... Говорил Сэнсэй и о глобальном собачьем будущем: "Пойми, весь этот беспредел, который теперь происходит с собаками, происходил когда-то и с людьми. Соответственно, когда-нибудь настанут такие времена, когда и собаки тоже будут пользоваться всеми правами - то есть, на правах живых существ, они будут иметь право на свободу, на халявную жратву и на все другие благА цивилизации. И ни одна двуногая блиать не посмеет поднять на них руку!".

И еще много чего он говорил, по большей части ненужного, но интересного своим малопонятным таинством. Да, Дик всегда жалел о том, что не мог записывать умные мысли!

***

Однажды, во время своего дежурства, Виталик обратил внимание, что щенки играют какой-то черной меховой тряпкой, похожей на плюшевую игрушку. Но когда они, визжа и вырывая друг у друга "это", подкатили поближе к домику охраны, Виталику стало слегка не по себе: черная плюшевая игрушка оказалась маленьким трупиком щенка. Очевидно, Валька ощенилась четырьмя щенками, но один не выжил и вот теперь стал игрушкой своих более удачливых собратьев.