Если спуститься из Гило к северо-востоку, вы увидите небольшой красивый холм, а на нем – крохотная деревня Шарафат, типичная деревня на вершине, вроде Субы, Кастеля, эль Джиба. В селе Шарафат – древнее священное дерево, растущее у вали Ситт Бадрие. И это крошечное село испытало налет израильских коммандос, убивших шестерых местных жителей. Пострадало село Самуа, древнее Эштамоа, город Калкилия чуть ли не был стерт с лица земли. 14 октября 1953 года 101-я часть атаковала палестинскую деревню Кибие, и взорвала десяток домов. Погибло 66 мирных жителей, женщин и детей. Бен Гурион возложил ответственность на «несдержанных бывших узников нацистских концлагерей, совершивших этот ужасный акт по собственной инициативе». Убийца из Кибие, Ариэль Шарон со временем стал палачом Сабры и Шатилы, а потом и премьер-министром Израиля.
Прошли годы – палестинцы стали убивать израильтян за границей, израильтяне стали бомбить лагеря беженцев в Ливане, конфликт продолжается, и ему нет конца. Израильская левая видит источник бед в оккупации Западного берега в 1967 году, но подлинное зло и начало войн – это изгнание и грабеж земель в 1948 году.
Привыкшая к этатазму часть человечества видит трагедию в том, что палестинцам Западного берега не дана политическая независимость, что в Рамалле и Хевроне не правит центральное правительство во главе с Ясиром Арафатом или провинциальное управление, подвластное королю Хуссейну. Возникла лейбористская мифология о грехопадении Израиля – оккупации Западного берега. По этой мифологии, Израиль до 1967 года был беспорочен, и он снова станет прекрасным с возвратом Западного берега. Но это не так: войны с палестинцами не прекратятся, пока не будет решена проблема жителей Сатафа и Субы.
Для меня, в молодости с упоением слушавшего у костра про подвиги Меира Гар Циона, Гади Манелы и Арика Шарона, проходившего в высоких красных ботинках по камням Самарии и верившего, что мой автомат спасает народ Израиля от новой Катастрофы, было откровением понять на руинах Сатафа, что армия защищает не – право евреев вернуться на Святую землю от злокозненных арабов, но – право г-жи Рихтер сдавать мне захваченный арабский дом, права ненавидящих меня марокканцев Эн Карема и Мусрары на захваченные особняки, права кибуцников Цовы не пропускать меня по проезжей дороге. Армия защищает интересы новых землевладельцев, получивших свои угодья во время великого передела 1948 года. Но и тут не все обстоит просто – при этом переделе одни получили шестьдесят кв. метров жилплощади в жилмассивах, а другие – шестьдесят дунамов садов и полей.
Отправимся и посмотрим на типичного крупного землевладельца Западного Нагорья – кибуц.
ГЛАВА XXII. КИБУЦ
Между Кастелем и Сатафом возвышается невысокий красивый холм, один из самых красивых в краю. На нем – руины замка крестоносцев и разрушенные дома крестьян. Это село Суба, стоящее здесь с библейских времен, и сохранившее древнее название (Цова). Крестоносцы – госпитальеры св. Иоанна построили на вершине замок Бельмонт, разрушенный Саладином в 1191 году. Замок отстроили, и он послужил феллахам во время восстания против Ибрагима-паши. Ибрагим-паша взял замок и разрушил снова в 1843 году. Село простояло до 1948 года, когда его жители были изгнаны, а земли отошли к близлежащему кибуцу Цова.
Стоит подняться на холм Сувы – основания замка крестоносцев, огромные камни, следы рва хорошо видны. На фундаменте замка, в центре, стоял дом мухтара, деревенского старосты.
Крестоносцы старались строиться так, чтобы сохранить прямую видимость между замками – для факельной передачи сигналов в случае надобности. С холма Субы видны крепости крестоносцев на Кастеле, с Кастеля видна крепость Абу Гоша. Но сама идея факельной сигнализации была принята в Святой земле издревле: во времена Иерусалимского храма, когда высшее жречество определяло новолуние и праздники, факел, оповещающий об этом, зажигался на вершине Масличной горы напротив Храма, и вслед за ним, вспыхивали факелы (масуа) на вершинах гор страны Израиля, и вплоть до Вавилона, где была влиятельная иудейская колония.
Холм Субы во многом напоминает холм Кастеля, но он более красив. Запустение к лицу Святой земле, и, хотя сердце обливается кровью, когда думаешь об изгнанных крестьянах, Суба хороша и в руинах. Холм густо порос колючками кактуса – “сабры”, а ближе к узкой дороге, огибающей холм, растут развесистые смоковницы, гранаты, оливковые деревья и прочие красоты.
В феврале Суба бела от цвета миндаля. Источник Субы находится внизу, под холмом, в яблоневом саду кибуца Цова. Найти его трудно – он течет под землей, как подземная река. Его главный, нижний выход закрыт дверью с замком, в которую вделана чугунная труба, подающая воду в бетонный сборник – в первые годы кибуца кибуцники использовали воду источника для орошения и построили это безобразное сооружение. Раньше, при старых хозяевах, орошение шло, видимо, как в Сатафе – открытыми акведуками-арыками, без чугуна и бетона. Но сейчас вода источника практически не используется – кибуц получает воду извне, по трубам всеизраильского водовода. К этому источнику не приходят молодые кибуцницы Цовы с кувшинами на плече. Источник остался, как глупый жеребенок, он резвится, не зная, что в этой части гор “живых коней победила стальная конница”.
Вертикальная шахта опускается в русло источника куда выше, неподалеку от двух полуразрушенных зданий, одно из них – типичный вали с полукруглым сводом. Никто не привязывает тут лент и не приносит обетов. Железный люк закрывает зев шахты. Его можно откинуть и осторожно спуститься вниз по железной лестнице. Внизу вы окажетесь в тоннеле, просторном зале с несколькими ответвлениями. Каменотесы, жители погибшей Субы, немало постарались, разрабатывая источник: на несколько десятков метров врубились они в гору, чтобы добраться до этого места, где соединяются несколько подземных потоков. Можно пойти вдоль по тоннелю вниз, туда, где брезжит свет, сквозь дыры в кровле главного нижнего выхода. Мой пятилетний сын смог вылезти и там на поверхность, но человеку постарше это уже не удалось бы. Поэтому, посмотрев на запертую дверь, можно вернуться обратно по тоннелю и вылезти наверх.
Дорога, ведущая вокруг холма Субы, когда-то была главной дорогой, но сейчас машины идут обычно по шоссе вокруг, а шоссе Субы перегорожено кибуцниками Цовы щитом с надписью – “Частное владение”. Заглянуть в Цову, наследницу Субы, непросто. Там, где палестинский крестьянин пригласил бы нас на чашку кофе, кибуцник сухо спрашивает, что мы тут делаем, и проверяет документы. Различие разительно: крестьянин отвечает на вопросы, кибуцник отмахивается от них, и уходит, выпроводив путника. Дело в кибуцном этосе:
Герои затянувшегося вестерна, кибуцники, в особенности старшее поколение, любят являть суровое обличие, демонстрировать свою хмурость, неприветливость, за которыми должно по идее скрываться золотое сердце.
Гостеприимство не свойственно израильтянам Нагорья, еще менее жовиальным, нежели израильтяне Побережья. Гостеприимство процветает в шатрах, живет в маленьких домах у ручья, но увядает в домах из бетона. Городская жизнь, которую избрали израильтяне – в том числе и кибуцники, живущие на “городской” лад – вкупе с многовековой изоляцией и традициями гетто привели к тому, что израильтяне мало гостеприимны. Русских евреев с их хлебосольными традициями обычно шокирует на первых порах: то, что их новообретенные родственники отсылают гостей домой перед ужином, или отделываются чашкой чая, наливают рюмки в другой комнате, чтоб не попросили по второй, а вместо обеда кормят сухарями и тертыми бобами.
Палестинцы тоже не всегда режут жирного барашка – но они естественно дают гостю то, что у них есть, и таким образом создают ощущение гостеприимства,
Легенда рассказывает, что однажды праотец евреев и палестинцев Авраам посетил своего сына Измаила, родоначальника арабов. Измаил был в это время на охоте, и Авраама встретила его жена. Та не узнала старика, не напоила его, не накормила и послала подальше. Уезжая, Авраам велел передать Измаилу: