Мои прогулки по Нагорью воспринимались моими левыми друзьями с непониманием, граничащим с враждебностью. Они как бы ждали, что у меня прорежется ермолка на голове и появится “Калашников” за плечами. Только некоторые, находившиеся на том же распутье, что и я, и также усомнившиеся в стандартных позициях, слушали с интересом – для них я, собственно, и пишу этот отчет о Нагорье. С этим подходом к Нагорью и связан великий спор “правых” и “левых” о будущем Западного Берега. “Правые” не хотят отдавать эти земли, надеясь со временем вытеснить палестинцев. Левые хотят отдать эта земли, надеясь отгородиться от палестинцев. За этим различием кроется различное отношение к “малому Израилю”, к землям к западу от Зеленой черты. “Левые” – хозяева и наследники хозяев “малого Израиля”, они – аутентичные, реальные израильтяне, жители того самого Израиля, который был построен на пустом месте, в Палестине, а мог бы – и в Уганде. “Правые”, как правило, потомки “внутреннего пролетариата”, дети большинства, состоящего из меньшинств. В “малом Израиле” они не нашли своего места, они были не сыны, а пасынки Израилю кибуцов, Пальмаха, усов и шортов.
Поэтому левые хотят сохранить реально существовавший “Израиль до “67”, а правым на него наплевать, они хотят Израиль, в котором у них было бы свое место – за счет палестинцев. Аннексия или продолжительный контроль над Нагорьем приводит к неминуемой гибели “малого Израиля”, что видно и сегодня. Уже сейчас огромная часть “черных работ” выполняется палестинцами – и в Иерусалиме, и в Тель-Авиве, и в сельском хозяйстве. Официанты ресторанов, строительные рабочие, грузчики, садовники, сельскохозяйственные рабочие Израиля – как правило, палестинцы. Это устраивает “правых” – в чисто еврейском Израиле им пришлось бы работать руками, а не только сидеть в банках и на базарах. Для левых – это гибель идеала. Поэтому они предпочитают отгородиться от Палестины.
Израильтяне не любят сравнений с Южной Африкой. Тем не менее некоторое сравнение поможет понять израильскую ситуацию. Программа “левых” напоминает идею “бантустанов” – предоставить густо населенным палестинцами районам самоуправление, сохранив за еврейским государством большую часть земель, конфискованных у них после 1948 года. Как и буры – фермеры Трансвааля, старое, коренное белое население Южной Африки, “левые” Израиля могут обойтись без труда “туземцев”. Правые верят, что они могут удержать в руках всю территорию Палестины, не предоставляя политических прав жителям Нагорья. Буры Трансвааля и Оранжевого Свободного Государства хотели бы сохранить свой реально существующий этнос и этос, в то время как жители городов, относительно новое белое население Южной Африки, беспокоится скорее о доходах, нежели о туманной связи с землей.
Для полного сходства белым южноафриканцам следовало бы изгнать черных жителей за границу в Зимбабве, а затем импортировать миллион югославов и турок. После этого, в ходе очередной войны белые смогли бы завоевать Зимбабве с его лагерями изгнанных черных, и снова использовать их труд, на этот раз и не задумываясь о необходимости дать им право голоса.
Израильское общество и более, и менее сегрегировано, чем южно-африканское. В Израиле нет законов против смешанных браков и нет смешанных браков, в Южной Африке были такие законы – и есть больше миллиона детей от смешанных браков. Школы и детские сады для евреев не принимают арабских детей. Арабам нельзя служить в армии, нельзя селиться на “национальных” землях. Палестинцы Нагорья лишены права голоса и не могут избрать даже горсоветы и мэров. Даже в автобусах арабы и евреи ездят в разных. Но главное сходство – в моральной запутанности. В Южной Африке именно самое коренное белое меньшинство (фермеры-буры) стоит за апартеид и за угнетение черных, в то время как капиталисты и про-американские монополии готовы либерализовать страну, зная, что они могут получать прибыль и в случае прихода черного большинства к власти. Стоит подумать о доле национальных меньшинств в африканских странах – шона в Зимбабве, тутси в Руанде – как задумаешься, кому сочувствовать. И в Израиле, как не посочувствовать всем – палестинцам, обездоленному, притесненному, но живому и прекрасному народу, восточным евреям, сейчас только вырвавшимся из-под патерналистской жесткой опеки и эксплуатации левой олигархии, и, наконец, израильтянам, моим боевым товарищам – с ними я делил двускатную палатку и двуместный окоп, патроны и кока-колу, и двусмысленную судьбу европейца на краю Азии.
В неприятии Палестины и палестинцев объединяются израильтяне всех сортов. Израильские “новые правые” говорят, что левые консервативны, озабочены сохранением проевропейского статус-кво, правые динамичны, связаны с Ближним Востоком, революционны. В чем-то они правы: в Израиле, где все наоборот, где евреи в большинстве, левые богаты и прочно стоят на своих ногах после занятий в Гарварде, а правые – смуглые, бедные и недоученные, – трудно сориентироваться. Если помнить, что правые хотят контакта с Палестиной, а левые хотят этот контакт минимизировать, то и вовсе легко усомниться. И все же, поселенцы мне не кажутся шагом по пути к Палестине и Ханаану: скорее шагом к полной угандизации и бестиализации Святой земли.
Но и левые основного направления, милейшие люди, с которыми приятно пообщаться, и с которыми трудно не согласиться по конкретным вопросам, не ведут к Ханаану – скорее, к созданию американской колонии на Ближнем Востоке, обреченной на гибель раньше или позже. Про-американская ориентация израильской левой не может не смутить – почему ни в одной другой стране левая не влюблена в Америку? Почему она так старается отгородиться от палестинцев? Почему она против – не только Брахи, но и Эн-Синии?
Причина этого разрыва между народом Израиля и сердцем страны Израиля – Нагорьем – лежит в области исторической психологии. Амос Эйлон, автор когда-то нашумевшей книги “Израильтяне”, бесспорно, одной из самых интересных книг на тему, замечает с недоумением “любопытное различие в описаниях Палестины XIX века у путешественников-евреев и у путешественников-протестантов, в особенности англичан и американцев. Последние подчеркивали сказочную красу земли, текущей молоком и медом. Евреи же, как правило, видели лишь руины городов, логова диких зверей, запустение и тень смерти. “Иерусалим, – продолжает Эйлон, – был и тогда столь же величественно прекрасным, что и сегодня, и не в развалинах, но мало кто из еврейских путешественников замечал это. В описаниях христианских путешественников звучат совершенно иные ноты. Местные феллахи напоминали им патриархов, а крестьянки – мадонн художников Возрождения”. Эйлон пытается объяснить этот феномен “еврейским неведением жизни за пределами городов, и, естественно, преувеличением ужасов деревни».
Действительно, евреи живут уже много веков в буржуазном уюте городов, и поэтому дивная, чарующая природа Палестины была – и осталась чуждой большинству пришельцев. Несомненно, такие жемчужины красы, как Эн Таннур с его мэрилин монро смоковниц были еще более щедро рассыпаны по горам и долинам страны в прошлом, чем сейчас, когда многих из них уничтожил бульдозер и тяга к модернизации. Но сердца наших урбанистических отцов и дядьев не лежали к пасторали и буколике.
Мимоходом заметим, что тут лежит разгадка вековечного спора между израильтянами и палестинцами – была ли Палестина пустыней и болотом до прихода еврейских поселенцев. Во всех израильских учебниках, во всех дискуссиях израильтяне всегда утверждают это – что “страна лежала бездыханно, жарким ветром скомкана и смята”, что принц сионизма воскресил Спящую царевну Палестины. Палестинцы, со своей стороны, говорят, что Палестина была и до прихода поселенцев в полном порядке.