Выбрать главу

-А  ты  долго  жила  с  ним?

-Не  с  ним,  а  у  него.  Это  разные  вещи.  В  тебе  сейчас  говорит  ревность  или  жажда  знаний?

-А  что?

-А  то!  Если  биографию  художника  захотел  изучить,  сходи  в  библиотеку!  А  если  обо  мне  интересно  что-то  узнать,  так  и  скажи!  Что  ты  хочешь  знать  о  моем  прошлом?

-Ты…

-Нет.  Джинны  влюбляются  только  раз.  Как  правило,  влюбляются  в  джинна  и  живут  с  ним  вечно  и счастливо  в  Стране  Свободных  Джиннов.  Вопросы  будут?

-Нет.  Спасибо.  Я  все  понял, - сердито  ответил  Хома.

        Молчание  продлилось  долго.  Минуты  три.

-Ну,  Хома!  Ты  все  не  так  понял.  Хватит  дуться! – не  выдержала  Халимар.

-Что  я  не  так  понял? – сухо  спросил  Хома.

-Ты  знаешь,  что!

-Я  мыслей  читать  не  умею!  Я  же  не  джин, - добавил  он,  чтобы  еще  больнее  уколоть  Халимар.

-Да,  ты  не  джинн!  Но  я  же  сказала,  «как  правило».  А  правила  не  всегда  выполняются.  Я  вообще  все  делаю  не  по  правилам.

-Что  именно?

-Сижу  с  тобой,  разговариваю.  Вот  даже  на  колени  к  тебе  сейчас  пересяду.  Обниму  тебя  крепко!  Это  по  правилам?

-Не  знаю! – ответил  Хома.

-Знаешь,  все  ты  знаешь!  По  правилам,  я  должна  сидеть  в  своей  бутылке  и  ждать,  когда  ты  меня  вызовешь, - напомнила  Халимар.

-А  почему  не  сидишь? – улыбнулся,  наконец,  Хома.

-Потому  что  и  вечность  закончится,  пока  я  дождусь  от  тебя  решительных  действий! – объяснила  доходчиво  Халимар.

-Вечность  не  заканчивается, - философски  заметил  Хома.

-Откуда  тебе  знать?  Может,  одна  вечность  пройдет,  за  ней  придет  другая,  потом  третья.  Нескончаемый  поток  сменяющих  друг  друга  вечностей… - рассуждала  Халимар.

-Не  пудри  мне  мозги!  Вечность  длится  вечно! – уверенно  сказал  Хома.

-Конечно,  тебе  видней.  Правда,  что  это  меня  не  туда  занесло?  Мама  меня  всегда  ругает,  когда  я  о  вечности  рассуждаю.  «Не  вспоминай  о  вечности  всуе».

-Это  заповедь  джиннов?

-Да.

-У  людей  и  джиннов  заповеди  почти  одинаковые.  Почему  же  мы  тогда  такие  разные? – спросил  Хома.

-Наверное,  потому  что  мы  живем  по  этим  заповедям,  а  вы  просто  их  знаете, - предположила  Халимар.

-Ты  хочешь  сказать,  что  если  бы  люди  соблюдали  все  заповеди,  то  они  тоже  жили  бы  вечно,  были  бы  счастливы  и  молоды?

-Есть  такая  версия.

-Халимар!  Мне хорошо  с  тобой.  Я  умру  без  тебя, - трагически  произнес  Хома.

-Ты  умрешь  и  со  мной, - честно  ответила  девушка-джинн. – Тот  художник,  у  которого  я  служила  до  тебя,  прожил  семьдесят  девять  лет.

-Это  много!   Я  столько  не  проживу!

-Это  мало,  Хома!  Очень  мало!  Я  так  плакала,  так  плакала…  Я  была  рядом  с  ним  почти  до  последнего  дня.  «Живописец-гусляр».  Он  любил,  когда  я  его  так  называла, - вспомнила  Халимар.

-Я  не  хотел  бы,  чтобы  ты  меня  видела  дряхлым  и  старым, - печально  сказал  Хома.

-Ты  желаешь  умереть  молодым? – воскликнула  Халимар.

-Нет,  я  хочу,  чтобы  ты  улетела  в  свою  страну  раньше.

-Конечно,  Хома!  Конечно!  А  я  о  чем  тебе  твержу!  Быстро  загадывай  свои  желания,  отпускай  меня  домой!  Я  должна  тебя  срочно  сделать  счастливым.  А  ты  маешься,  не  можешь  понять,  что  тебе  нужно.  Во  сне  видишь  какие-то  свои  картины,  а  рисовать  не  умеешь.  Соглашайся,  Хома!  Ты  же  мечтаешь  об  этом,  я  знаю.  Скажи  только  слово!

-Я  хочу… - сказал  Хома  и  замолчал.

-Хома, - улыбнулась  Халимар. - Я  слышу  все,  о  чем  ты  думаешь.  Но  исполню  только  то  желание,  которое  ты  произнесешь  вслух.

-Уболтала.  Я  хочу  стать  художником.

-Вот!  Наконец-то!  Слушаю  и  повинуюсь,  господин  мой,  повелитель  мой,  хозяин  мой!  Ты  станешь  художником.  Ты  будешь  моим  самым  любимым  художником.  Бери  карандаш!

        Хома  нерешительно  взял  карандаш.

-Рисуй! – скомандовала  Халимар.

-Что  рисовать? – спросил  Хома.

-Что  хочешь, - подсказала  Халимар.

-Тебя  хочу, - честно  признался  Хома.

-Значит,  меня  и  рисуй!

        Хома  что-то  там  стал  изображать  на  листе.

-Не  получается!

-Конечно!  А  ты  думал,  как  только  ты  скажешь,  что  хочешь  стать  художником,  так  сразу  им  и  станешь?

-А  как  еще?  Ты  же  сама  говорила,  что  можешь  это  сделать.

-Но  рисовать  тебе  придется  самому.  Я  буду  твоей  учительницей.  И  музой.  Учительницей  и  музой  одновременно.  Поэтому  снимаю  с  тебя  два  желания.  Это  справедливо.

-Справедливо.  Значит,  учи,  учительница!  Музи,  муза!

-Не  иронизируй!  И  не  коверкай  великий  и  могучий!  Для  начала,  пока  ты  еще  не  стал  настоящим  художником,  возьми  пару  уроков  у  того,  кто  им  уже  стал.

-У  тебя?

-Спасибо!  Нет.  Например,  у  Михайловича.

-А  Михайлович-то  тут  при  чем? – выпятил  глаза  Хома. – Он  разве  художник?

-Хома,  ты  имеешь  в  виду  своего  шефа?  Ты  думаешь,  он  единственный  Михайлович  в  целом  мире?

-Нет,  не  думаю.  Не  знаю,  ляпнул,  не  подумав, - оправдывался  Хома.

-А  ты  не  ляпай,  а  думай, - подсказала  Халимар.  Михайлович – это  художник,  у  которого  я  до  тебя  служила.  Я  удивляюсь,  как  его  старый  комод  из  Москвы  в Одессу  попал!

-Да,  твоя  бутылочка  была  в  комоде!  Я  помню.  Значит,  этот  комод  принадлежал  художнику?

-Я  помню  эту  рухлядь  юным  комодиком.  Сейчас  на  него  без  слез  не  взглянешь,  его  давно  пора  выбросить.

-Как?  Это  же  память  о  твоем  знакомом,  друге,  можно  сказать!  Комод  еще  хранит  тепло  его  пальцев!

-Ты – не  художник.  Ты – поэт.  «Хранит  тепло  его  пальцев».  Мне  странно  видеть,  когда  люди  хранят  какие-то  материальные  предметы,  будто  бы  напоминающие  им  о  ком-то.  Все  это  ерунда!  Воспоминания  живут  в  душе,  им  не  нужно  какое-то  материальное  подтверждение.  Если  я  улечу,  не  оставив  тебе  никакой  своей  вещи  (а  я  так  и  сделаю),  ты  забудешь  меня?

-Нет.  Останется  эта  комната,  в  которой  мы  живем,  этот  диван,  на  котором  мы  сейчас  сидим…

-Эта  чашка,  из  которой  я  пью  кофе.  Чашка  разобьется,  диван  хозяйка  выбросит  на  мусорку  (где  ему  и  место),  комод  съедят  жуки-короеды.  В  конце  концов,  ты  поменяешь  квартиру.  И  что  тогда?  Ты  меня  забудешь?

-Останутся  мои  руки,  которые  тебя  обнимали,  мои  губы,  которые  тебя  целовали.

-Ты  попадаешь,  скажем,  в  неприятную  ситуацию.  Предположим,  в  очень  неприятную  ситуацию.  Пожар!  Ты  обгорел,  тебя  спасли,  но  руки  и  губы  обожжены.

-Халимар!  Ты  такие  страхи  рассказываешь! – ужаснулся  Хома.

-Это  я  для  наглядности,  чтобы  до  тебя  дошло.  Так  вот.  Сгорели  губы,  отрезали  руки.  Ты  забудешь  меня?

-После  этого  точно  никогда  не  забуду!  Я  буду  вспоминать  тебя,  как  автора  ужастика  «Сгорели  губы,  отрезали  руки».

-Теперь  ты  понял,  что  память  не  нуждается  в  материальных  доказательствах?

-Я  буду  помнить  тебя,  Халимар.  Даже  если  я  останусь  без  рук,  которые  тебя  обнимали.  Я  буду  помнить  твою  улыбку,  твой  голос,  твой  смех,  твой  запах.

-А,  это  я  просто  духи  себе  купила, - призналась  Халимар.

-Почему  ты  все  упрощаешь? – спросил  Хома. – Я  же  имел  в  виду  твой  запах,  а  не  твоих  духов.

-А  почему  ты  все  усложняешь?  И  запах улетучится.  Ты  разве  забудешь  меня?

-Но  что-то  же  должно  остаться? – настаивал  Хома.

-Вот  это  «что-то»  и  есть  твоя  память  обо  мне.  Понял?

-Когда  моя  бессмертная  душа   к  твоей  душе  внезапно  прикоснется,  я  вспомню,  как  была  ты  хороша,  и  страсть  земная  вновь  во  мне  проснется!

-Хома,  вот  сейчас,  когда  ты  так  настроен  вдохновенно,  приступай  к  работе.