Выбравшись на берег, Найл вытер голову туникой и одел сандалии. Когда капитан спросил его, хотел бы он съесть другую рыбу, Найл вежливо отказался. Не было времени, чтобы разжечь огонь. Он хотел дойти до Долины Мертвых до наступления сумерек.
Удобно опершись спиной о дерево, с ногами в спальном мешке, Найл съел на завтрак хрустящих хлеб и запил пищу ключевой водой. Козодой, он заметил, все еще лежал на раскаленных углях. Его худое тело очевидно не вызывало интереса у капитана, в брюшке которого теперь осело с полдюжины вальдшнепов.
Через четверть часа они вернулись на дорогу. Воздух был полон пения птиц. Позади них Солнце только что вышло и осветило поверхность озера. Над ними, примерно в ста футах в вышине, летел самозваный опекун Найла — ворон.
Глава 9
Ясное утро и вид увенчанных снегом гор на фоне синего неба вызвали прилив счастья, подобный опьянению. Здесь, на горных склонах, листья начинали буреть, часть уже опала. Найл впервые созерцал красоты осени.
Дорога, по которой они следовали, настолько заросла травой, что стала почти неразличима. Но капитан, по-видимому, не сомневался в направлении движения, и вскоре Найл решил, что паук обладает чем-то вроде внутреннего компаса. Когда перед ними появлялось два возможных пути, он выбирал без колебаний.
Найла посетило приятное ощущение широты восприятия, нередко переживаемое им по утрам. Прежде в своем дворце он обычно просыпался до рассвета и шел на крышу, чтобы увидеть восход солнца. В погожие дни он мог разглядеть очертания этих гор на фоне северного неба. При этом его наполняло восхищенное ожидание, словно он стоял на пороге какого-то замечательного открытия. Сейчас восторг был настолько силен, что становился почти болезненным, и Найл чувствовал, что начинает постигать его истинную суть. В него входило не только ощущение физического или эмоционального благополучия, но и осознание того, что мир, наблюдаемый в состоянии расширенного восприятия, прекрасен во всем.
Следующая мысль наполнила его глубоким удовлетворением: ему уже не просто нравилось носить мыслеотражатель развернутым к груди, он, наконец, привыкал к этому. Использование ментального рефлектора было подобно плаванию: это более трудно, чем ходить по земле, но зато более волнующее.
Это подтверждалось тем, что, несмотря на возросшую концентрацию, Найл продолжал чувствовать присутствие духов природы в деревьях. Когда они приблизились к огромному скрюченному дереву с корой настолько толстой и затвердевшей, что его ствол казался выточенным ваятелем, ему почудилось было, что перед ним старик, сидящий среди корней; но, когда присмотрелся — очертания растворились, давая понять, что, вероятно, это был живущий в дереве дух. И дальше, на участке, где деревья росли редко, однако были так высоки, что пространство под ними было зеленым и тенистым, юноша высмотрел еще нескольких стариков, лица которых были так схожи, словно они были членами одной семьи.
Ясно было, что капитан не видит их, постольку он ни разу не взглянул в их сторону. Причина, как понял Найл, кроется в том, что восприятие паука ограничивается основополагающим интересом к природе лишь как к источнику пищи. Исходя из этого, все иное игнорировалось.
На одной из солнечных полян воздух наполнился жужжанием насекомых; его источником оказались окровавленные кости какого-то дохлого животного, облепленные крупными, жирными навозными мухами, многие были с дюйм длиной.
Когда путники приблизились, жужжание стихло: капитан парализовал насекомых силой воли, затем задержался на несколько минут, чтобы съесть их по одной, аккуратно подцепляя коготком лапы, словно глазированные пирожные. Он даже предложил одну Найлу, но тот вежливо улыбнулся и покачал головой: «Спасибо, я недавно поел». Не догадываясь о том, что над ним подшутили, паук продолжил смаковать тихо жужжащих мух.
Найл был озадачен состоянием костей, раздробленных на кусочки. К этому могло привести только сбрасывание туши с большой высоты. Но трудно было поверить в это: животное было размером с корову.
Капитан прочел мысль Найла:
— Оно свалилось с неба.
— Но что его швырнуло?
Капитан мысленно передал Найлу образ какой-то разновидности птицы, но с личиной, похожей на черепашью.
— Там, откуда я родом, рабы называют их "уласами".
Слово сопровождалось изображением чего-то яйцевидного, которое еще больше изумило Найла. Вид размозженных костей вызывал у него тревогу и отвращение. Он спросил:
— Оно опасно?
Ответ капитана, сжатый в лаконичный образ, можно было интерпретировать:
— Не для меня.
Десятью минутами позже они прошли мимо разлагающегося бревна, покрытого витками оранжевого фунгуса. Найл уставился на него, завороженный его причудливой красотой, и заметил крошечное округлое лицо, оранжевое, под цвет гриба, глазевшее на него из-под бревна. Это была другая разновидность духов дерева, и Найл понимал, что не приметил бы его, не будь чувства обострены до предела. Сосредоточенность повышала его интерес ко всему или, вернее, позволяла осознать все, что он видел и что заслуживало большего внимания, чем с точки зрения человеческих чувств, слишком узких и мелких, чтобы заметить это.
Пересекая ручей посреди леса, они остановились попить, и паук задержался на берегу потока, наслаждаясь солнечным светом, устилавшим землю узорчатыми тенями деревьев. По человеческим понятиям состояние его разума было бы сочтено ленью, но паук просто демонстрировал отсутствие чувства времени. Найл присел на камень рядом и воспользовался возможностью перейти в сознание ворона, взгромоздившегося на высокую ветку.
Со времени встречи с капитаном Найл знал, что в воронах паук видит потенциальную добычу. Однако, видимо, смертоносец понимал, что у Найла есть свои причины желать, чтобы птица оставалась в живых.
Сквозь глаза ворона Найл смог увидеть мягко всхолмленные очертания предгорий, которые к северу резко становились круче, образуя скальную стену. Он заметил, что птица получает удовольствие, играя роль гостеприимного хозяина своего сознания, обогащая его мир дополнительным измерением и реагируя на его пожелания, как на свои собственные. Неожиданно Найл смог понять, насколько было легко Магу контролировать разумы птиц, используя их как шпионов.
Поскольку капитан, похоже, был не прочь отдохнуть в ажурной тени, юноша заставил птицу сняться с ветки и взлететь. Могучие крылья подняли ворона на высоту в четверть мили, позволяя человеку разглядеть, что впереди, на расстоянии нескольких миль, скальная стена, кажущаяся цельной, имела брешь, через которую изливался широкий поток. Разлом, очевидно, возник в результате геологического подъема, а затем его обточила и углубила вода. Поскольку река текла на северо-запад, она могла бы быть коротким путем в Долину Мертвых, если бы не опасная крутизна склона, заканчивающегося зазубренным пиком, похожим на указующий в небо перст. Верхушка каменного шпиля блистала, словно в ней находился источник ослепительного света.
На ближнем склоне лощины, на уровне горизонта, внимание Найла привлек разрушенный город или поселение с разваленной стеной, который напомнил ему прибрежный город Сибиллу. Как и Сибилла, этот городок, похоже, был выстроен до захвата власти пауками.
Найл собрался было отправить ворона в полет над поселением, но отказался от этой идеи, потому что капитан, должно быть, недоумевал, почему они так задержались.
Он был прав: паук уже вылез из тени огромного хвойного дерева и терпеливо дожидался, пока Найл очнется от раздумий.
Дорога и вовсе пропала; следуя в прежнем направлении, путники спустились в следующую лощину, с озером около двух миль длиной. Не смотря на то, что травянистая низина была влажной, идти по ней было куда легче, чем по неровному горному скату, и, если бы не отвращение пауков к воде, Найл был бы не прочь сделать остановку и выкупаться. И вот, поднявшись по дороге на дальний склон долины, юноша впервые увидел горный разлом с земли.