Центральная шахта вулкана выглядела впечатляюще. Около ста метров в ширину, стены в свете фонаря выглядели даже более грубыми, чем лаз через который они только что спустились, и были сплошь покрыты выступами. Хотя Найл и не любил высоты, однако здесь сразу становилось понятно, что каждый кто сколько-нибудь способен лазать по стенам сможет здесь спуститься даже без веревки. Одна только вещь озадачивала Найла. Было мыслимо, чтобы беглецы из города пауков пошли именно этим путем. Если так, то они знали что искали? Сомнительно, чтобы кто-то, находящийся в здравом уме, просто так стал бы спускаться в жерло потухшего вулкана, только ради того что бы поглядеть, что там внизу.
Лежа на животе и ухватившись за лавовый наплыв в форме собачьего уха, Найл свесился через край, пытаясь разглядеть дно центрального колодца. Затем уселся в проходе и развернувшись к провалу уперся ногами в наплыв. Достал из мешка веревку хорошего паучьего шелка. Найл никак не думал, что ему придется так скоро воспользоваться ею, он даже не вынул моток из сумки, в которой та хранилась. Теперь разматывая постепенно моток, он решил измерить длину веревки наматывая ее на руку. Через полчаса, к полному своему удовлетворению, Найл установил, что в его распоряжении имеется мягкая и тонкая, но вместе с тем очень прочная веревка чуть более четырехсот метров длины.
Проблема над которой он задумался теперь, состояла в следующем — как после спуска отвязать веревку от наплыва, к которому он собирался её прикрепить. Когда он попытался посоветоваться с капитаном, передав ему последовательность мысленных картин, паук сразу же нашел решение: перекинуть веревку через край наплыва примерное в её середине и использовать два конца как один. Это конечно же укоротило бы длину веревки вдвое, но с таким количеством уступов и наплывов на стенах — это уже не имело значения.
Найл ожидал, что капитан будет спускаться, как это принято у пауков, по шелковой нити, выпускаемой из прядильных желёз на брюшке, но ошибся. Паук просто перевалился через край обрыва и начал спуск головой вперед, уверенно шагая по отвесной стене как будто по какой-то горизонтальной поверхности. Заглянув ему в сознание, Найл понял, что капитан предпочел такой способ из-за неуверенности в своих запасах шелка, которые могли иссякнуть прежде, чем он добрался бы до дна.
Спрятав фонарь в глубокий карман туники и подергав наплыв в виде собачьего уха, Найл убедился в его прочности и тоже перевалился через край обрыва. Стараясь не думать о высоте под собой, и не давая взгляду устремиться вниз, он начал спуск, поочередно меняя руки и сжимая ногами оба конца веревки. Паучий шелк верёвки растягивался под его весом, но держал. Остаточная клейкость шелка привела к тому, что оба конца веревки слиплись, тем самым страхуя Найла на тот случай, если он вдруг из-за усталости или рассеянности случайно отпустит один из них.
Основной проблемой спуска оставалась сама стена, изобилующая множеством острых выпирающих лавовых наростов и выступов, от которых постоянно приходилось отталкиваться или обходить их. Так через пятьдесят футов Найл оказался над одним из таких уступов лавы, настолько большим, что ему ничего не оставалось как раскачаться на веревке как маятник и затем обойти его стороной. Оказавшись ниже он увидел, что его шелковая веревка опасно натянулась и легла прямо на острую кромку уступа. Найл попытался взобраться назад, но после нескольких безуспешных попыток, так выдохся, что рискнул продолжить спуск, надеясь на капитана, который вероятно сумел бы поймать его, порвись вдруг веревка.
Когда под ним еще оставалось около двадцати футов веревки, Найл наткнулся на очередной крупный выступ в форме бородавки. Здесь устроившись поудобней и оседлав выступ, прочно сжимая его ногами, Найл начал стравливать верёвку. Хотя она и была покрыта остатками клейкого состава, верёвка, вопреки опасениям Найла, легко соскользнула вниз и чуть было совсем не улетела. Вытравив избыток длины он перекинул веревку через лавовую бородавку и сжав два конца вместе снова перевалился в пропасть. Спуск продолжился.
В течении следующих двух часов ему пришлось семь раз повторить подобные манипуляции с веревкой. По его расчетам к этому времени он спустились примерно на четверть мили. Но чем дальше Найл продвигался вглубь горы, тем больше одолевала его усталость, а вместе с ней и сонливость. Он уже несколько раз ловил себе на том, что откровенно зевает. И когда в середине седьмого спуска он начал уже волноваться: на сколько его еще хватит, достанет ли сил и выносливости, если окажется, что глубина шахты тянется еще на километр, телепатическое послание от паука дало ему знать, что тот наконец достиг дна. Это несколько взбодрило Найла. Наконец, когда Найл в девятый раз стравливал вниз веревку, капитан сообщил ему, что он уже практически у самого дна. Для Найла это оказалось огромным облегчением.
На последних метрах спуска ноги Найла неожиданно потеряли опору. Найл догадался, что стена в которую он упирался все это время ногами сменилась неким проемом, напротив которого он теперь висел. Возможно это вход в пещеру или тоннель. Поразмыслив и решив, что он уже достаточно близко ко дну колодца, Найл не стал торопиться. Риска упасть не было. Ухватившись покрепче одной рукой за верёвку, он полез другой в карман туники за фонарем. Предварительно накинув петлю фонаря себе на запястье он осветил пустоту перед собой. Как он и предполагал — это оказалась еще одна вулканическая отдушина поднимающаяся кверху под довольно крутым углом. Спуска по центральной шахте вполне можно было бы избежать, так как судя по всему некоторые отдушины доходят до самого дна. Очевидно, Найлу стоило расспросить троллей о дороге вниз по подробнее.
Через полтора метра ноги Найла наконец коснулись дна. По пути вниз, немея в конечностях от усталости, Найл тысячу раз обещал себе, что как только его ноги коснуться дна, он свалится на землю и не будет двигаться до тех пор пока не утихнет боль в мышцах рук и ног. Но отдых был невозможен, так как дно оказалось не дном, а огромной пробкой застывшей лавы, стенки которой уходили вниз пятнадцатиметровой воронкой, заканчивающейся проломом. Сам Найл стоял на пологом карнизе чуть более метра шириной, который практически сразу резко переходил в довольно отвесный провал воронки. Небольшой промежуток в несколько шагов между воронкой и стенками колодца — все что было в распоряжении Найла.
Паука рядом нигде не было видно. Найл хотел спросить его, с какой стороны было бы безопаснее и удобнее спускаться дальше. Пришлось послать мысленный сигнал, который в человеческом языке был бы равнозначен окрику. Капитан моментально выскочил из воронки: оказалось ему даже не пришло в голову, что у Найла могут возникнуть какие-нибудь трудности в спуске на последних пятнадцати метрах по отвесной стене провала.
К этому времени Найл уже исследовал стену воронки в поисках пригодного выступа или наплыва, чтобы закрепить веревку. Однако стена кругом была абсолютно гладкая и лишь десятью метрами выше, над головой, он рассмотрел выступ который мог бы подойти.
Капитан тут же легко вскарабкался по отвесной стене и, выхватив передними щупиками веревку у Найла из рук, мигом накинул петлю на нужный выступ. Когда Найл благополучно прошел последние пятнадцать метров спуска к пролому на дне воронки, паук также легко, как и прежде, отцепил веревку и спустился вниз, непринужденно шагая по отвесной стене как муха.
Найл спросил его: "Куда теперь?"
Капитан последовал вперед в понижающийся туннель за пролом. И хотя Найла одолевало чувство усталости, оно мигом улетучилось, когда он увидел грубо вытесанные в камне ступени. Это было первое доказательство за все это время, что люди все-таки побывали здесь. Еще через несколько метров Найл увидел кое-что приведшее его в совершенный восторг. Как только тоннель свернул, удалось разглядеть сполохи света тускло отражающиеся от стен. Мгновение спустя путешественники уже стояли на вершине длинного пологого спуска, залитого голубовато-бледным светом. Найл с удивлением наблюдал за вспышками похожими на разряды молний, сопровождаемые необычным треском. Каждая такая вспышка на мгновение ярко освещала помещение в котором они находились. Удивительно было наблюдать вспышки молний без раскатов грома.