Выбрать главу

Примечание. Хроникальные сообщения о раскопках древнего Мерва и изучении маргианских городов помещены в «Трудах ЮТАКЭ», т. V, Ашхабад, 1955. См. также статью М. Е. Массона в «Вестнике древней истории», 1951, № 4. Публикации развернутых отчетов посвящены два тома «Трудов ЮТАКЭ»: т. XI, Ашхабад, 1962 и т. XII, Ашхабад, 1963. Парфянским крепостям посвящена статья Г. А. Кошеленко в «Советской археологии», 1963, № 2, 1958. Новые работы освещены в статье М. Е. Массона в «Известиях АН Туркменской ССР». 1963, № 3. Сведения об упоминании тагмадаров в нисийских документах любезно сообщены В. А. Лившицем. О правителе Санабаре см. статью В. М. Массона в «Трудах Государственного Исторического музея», вып. XXVI, М., 1957.

СЕВЕРНЫЙ ФОРПОСТ ЦИВИЛИЗАЦИИ

Где арыки твои,

города твои,

стены твои

и бойницы,

водоемы твои

и мосты твои,

инженер?

Все покрыли пески.

И классически грустная птица

на развалинах

делает стену

пернатой жене.

В. Луговской

Пятым центром городской цивилизации древней Средней Азии был Хорезм, область плодородных оазисов, расположенных в низовьях Аму-Дарьи. В его истории поразительно уже само открытие древней городской культуры в этой области. Античный мир еще слышал кое-что краем уха о многочисленных городах Бактрии и о богатой земле Маргианы, поразившей воображение селевкидского монарха. Имелись у древних авторов сведения и о Парфии, этом неожиданном восточном конкуренте всесильного Рима. Наконец, упорное и ожесточенное сопротивление жителей Согда войскам Александра Македонского принесло достаточно широкую известность этой стране. Однако о своеобразной городской цивилизации, выросшей в низовьях великой среднеазиатской реки, античные авторы не имели почти никакого понятия. Неизвестно было само имя страны Хорезм. Хоразмии как народность упоминаются лишь изредка. Даже знаменитый астроном и географ Птолемей, собравший во II веке н. э. все доступные ему сведения о городах и селениях Азии, не знает ни Хорезма, ни его городов и лишь вскользь упоминает хоразмиев, живущих наряду с прочими народностями по реке Оксу, т. е. Аму-Дарье, А вот как описывал обитателей Приаралья другой древнегреческий географ, уже неоднократно цитировавшийся нами, Страбон: «…Живущие на островах питаются, ввиду отсутствия зерна для посева, кореньями и дикорастущими плодами; одеждой им служит древесное лыко, ибо у них вовсе нет скота; для питья они употребляют сок плодовых деревьев Болотные жители питаются рыбой и одеваются в шкуры тюленей, заходящих сюда с моря. Жители гор также питаются дикорастущими плодами; у них есть лишь немного овец, поэтому они не режут их, сохраняя на шерсть и молоко». Казалось бы, что можно еще добавить к этой унылой картине безысходного прозябания? Пусть тот же Страбон характеризует Парфию как бедную и гористую страну, но Хорезма он не знает вообще! Поэтому с полным правом можно сказать, что археологи заново открыли для истории древний период в жизни этой страны.

Древний Хорезм вырастал перед исследователями как призрачная страна, где все как бы замерло по мановению сказочной феи, чтобы проснуться в один прекрасный день и продолжить прерванные дела и хлопоты. В большинстве других областей Средней Азии древние замки и города превратились в невыразительные холмы. Закончив раскопки такого холма, археологи нередко вынуждены гадать — проходила ли по краю поселка стена или ее не было вовсе. В Хорезме же сразу за границей современных оазисов начиналась совершенно фантастическая страна. Повсюду высились стройные силуэты замков и крепостей. Ни время, ни люди столетиями почти не тревожили их. Стены и башни здесь нередко достигали почти двадцатиметровой высоты. Иногда было даже трудно поверить, что все это руины двухтысячелетней давности, остатки той городской культуры, которая была неизвестна историкам Средней Азии, пока они вынуждены были довольствоваться скудными рассказами древних авторов. Но по мере расширения фронта работ все меньше оставалось места для каких-либо сомнений. Открытие было действительно выдающимся. Археологам удалось прочесть не отдельные странички летописи древних городов, а обнаружить целую новую главу этой утраченной книги.

Одна особенность весьма характерна для древней истории хорезмийоких городов. Они находились в отдалении от других центров городской цивилизации, в стороне от оживленных магистралей международной торговли. Вероятно, поэтому так мало знают о Хорезме и хорезмийцах географы Греции и Рима. Древний Хорезм представлял собой как бы островок городской цивилизации в бескрайнем море кочевых племен. Его периферийное положение и кочевое окружение были причиной некоторого отставания Хорезма по сравнению с передовыми областями Бактрии и Маргианы. Но те же причины определили значительное своеобразие его культуры, хотя иногда это лишь оригинальность варварского великолепия.

Хорезмийская глава нашей летописи состоит из двух частей. Первая из них относится к III–I векам до н. э., когда в аршакидской Парфии эллинизм был модным увлечением придворной верхушки, а в Бактрии у власти встали сами греко-македонские военачальники и администраторы. В это время в Хорезме влияние эллинистических традиций было менее заметно, чем в южных областях. Этому способствовала, надо полагать, и политическая независимость страны.

Область плодородных оазисов в низовьях Аму-Дарьи где-то в конце V — начале IV века до н. э. вышла из состава ахеменидской империи. В битве при Гавгамелах в 331 году до н. э. хорезмийцев не было ни в числе подданных, ни в числе союзников последнего Ахеменида. Действительно, когда Александр Македонский появился в Средней Азии, к нему зимой 329–328 годов до н. э. прибыло посольство хорезмийского царя Фарасмана в сопровождении полутора тысяч всадников. Фарасман предложил свои услуги в качестве проводника и поставщика продовольствия, если Александр пожелает предпринять поход в сторону Черного моря. Видимо, хорезмийцы рассчитывали на свои давние и тесные связи с кочевыми племенами, населявшими обширные степи Западного Казахстана и Поволжья. Александр заключил с Фарасманом союз, но проектируемый поход так и не состоялся. Хотя отдельные источники и сообщают о подчинении греко-македонцам Хорезма, в действительности же скорее всего дело не пошло дальше чисто номинального военного союза. Можно полагать, что Хорезм сохранял самостоятельность и в пору кратковременного владычества в Средней Азии Селевкидов, и в период создания их наместниками независимого владения в Бактрии. Во всяком случае в Хорезме найдены всего лишь две монеты греко-бактрийских правителей, обычно широко обращавшиеся в подвластных этим правителям областях. Некоторые исследователи, отчаявшись найти упоминание Хорезма в письменных источниках древности, высказали мнение, что в китайских летописях эта страна именовалась Кангюем. Однако, согласно всем имеющимся сведениям, кангюйцы вели кочевой образ жизни и их скорее следует искать среди племен средней Сыр-Дарьи, чем среди жителей хорезмийских городов.

А такие города в рассматриваемое время уже существовали на земле Хорезма. Сама Аму-Дарья, давшая жизнь этой земле, разделила ее своим руслом на две части: правобережную и левобережную. Это естественное деление привело к созданию в каждой из частей своей ирригационной системы и нередко было причиной политического разделения страны. Так, в X веке в правобережном Хорезме со столицей в Кяте правил хорезмшах, а в левобережном — эмир Ургенча. Возможно, такое разделение иногда имело место и в более ранние времена. Например, единственное поселение VI–IV веков до н. э., в котором можно признать остатки города, — городище Кюзели-гыр располагается на левом берегу. Позднее, однако, судя по богатству памятников, главную роль начинают играть процветающие оазисы правобережья.

В III–I веках до н. э. в левобережном Хорезме уже возникли первые поселения на месте позднейших крупных центров, таких, как городища Куня-Уаз и Шах-Сенем. Типичным памятником этого времени является небольшой городок, руины которого ныне известны под именем Акча-Гелин. Почти квадратный в плане, он окружен глинобитной крепостной стеной. Внутри четко прослеживаются две главные улицы. Пересекаясь в центре городка, они разделяют его на четыре почти равные части. Площадь Акча-Гелин невелика — несколько более трех гектаров. Еще менее значительны по величине руины сельских поселений. Обычно это остатки одного многокомнатного дома, как, например, Кюнерли-кала.