Проведенные разведки показали, что Яз-депе далеко не одиноко в пустынной степи, простирающейся за пределами стены Антиоха. Само оно было центром целой группы поселений, а далее к востоку располагался другой оазис, столицей которого также было крупное поселение с цитаделью, хотя и менее значительной, чем яз-депинская.
Сомнений быть не могло — наконец удалось открыть памятники IX–VII веков до н. э., и это оказались укрепленные поселения с цитаделями. Видимо, в ктесиевой легенде все-таки имелось какое-то зерно истины, что вскоре нашло новое подтверждение. На землях Парфии, западной соседки Маргианы, были произведены раскопки на поселении, не уступающем по своим размерам Яз-депе и подобно этому последнему являющемся остатками древнего местного центра. Елькен-депе — таково было наименование этих руин — расположено неподалеку от Намазга-депе. Однако в отличие от этого поселения эпохи бронзы на Елькен-депе имелась мощная цитадель, где в качестве платформы был использован оплывший холм более древнего поселка. Еще ранее стали известны центральные укрепления на памятниках, расположенных в степях Юго-Западной Туркмении и также относящихся к первой трети I тысячелетия до н. э. Но раскопки на них в отличие от Яз-депе и Елькен-депе не проведены и до сих пор.
Правда, все это были лишь подступы к собственно Бактрии, а сама бактрийская территория, казалось бы, не имела совершенно никаких памятников ранее VI–IV веков до н. э. Здесь города и поселения в течение многих тысячелетий существовали на одном месте, и поэтому нелегко было изучать самые нижние, а следовательно, и самые древние слои. В Южной Бактрии, входящей в настоящее время в состав Афганистана, работали по преимуществу французские археологи, предпочитавшие, как правило, исследовать лишь памятники, на которых попадались внешне броские и эффектные произведения искусства. В 1947 году на развалинах Бактр, древней столицы Бактрии, ими заложена серия узких шурфов, в которых были найдены лишь обломки глиняной посуды. В расположении этих находок по слоям авторы раскопок не удосужились как следует разобраться. Опираясь на классификационные схемы советских археологов, можно было сказать, что здесь имеется материал VI–IV веков до н. э Но более древние периоды истории Бактрии все еще оставались загадкой.
Новый шаг удалось сделать лишь в 1962–1964 годах, когда одним из ташкентских археологов неподалеку от Термеза был открыт и раскопан холм Кучук-депе. Оказалось, что он содержит остатки именно той древнебактрийской культуры X–VII веков до н. э… которую так давно и так упорно ищут археологи. Во многом эта культура напоминала маргианское Яз-депе. Сходство прослеживалось и в глиняной посуде, и в бронзовых ножах, и стрелах. В одном отношении, правда, Кучук-депе превосходило своего маргианского собрата: здесь сохранилась обводная стена. Отдельно стоящий дом, остатками которого является Кучук-депе, располагался на четырехметровом цоколе. По краю овального в плане дома, состоявшего из нескольких помещений, шла стена почти шестиметровой высоты. Основательно был укреплен, этот домик, затерянный среди степей аму-дарьинского правобережья. Поэтому нетрудно представить, насколько солидной должна быть фортификация бактрийских городов того же времени. И недаром. Это было время беспрестанных столкновений отдельных князьков, время набегов кочевников, разорявших оазисы, угонявших скот. Не случайно как хорошо вооруженный воин описывается в Авесте, собрании религиозных текстов, в первой половине I тысячелетия до н. э., Митра — одно из наиболее популярных зороастрийских божеств:
Мы возносим молитвы Митре, владыке обширных пастбищ…
Снаряженному серебряным копьем, снаряженному
золотыми доспехами,
обладающему плетью, могучему, деятельному,
господину рода, стоящему в колеснице.
Стоят у колесницы Митры, владыки обширных пастбищ,
Тысяча мечей обоюдоострых, хорошо выделанных;
Они — происходящие из неземного пространства — летят,
Они — происходящие из неземного пространства —
падают на поганые головы дэвов[3].
Стоят у колесницы Митры, владыки обширных пастбищ,
Тысяча палиц железных, хорошо выделанных;
Происходящие из неземного пространства они летят,
Происходящие из неземного пространства
они обрушиваются
на поганые головы дэвов[4].
Попытаемся сформулировать возможные выводы, которые позволяет сделать имеющийся материал. В первой трети I тысячелетия до н. э. Средняя Азия, во всяком случае ее южные области, состояла из оседлоземледельческих оазисов, центрами которых были крупные поселения с мощными цитаделями — этим верным признаком социальной дифференциации. Вероятно, перед нами резиденции тех мелких царьков и правителей, которые в Авесте именуются дахьюпатами и управляют областями — дахью. Скорее всего такими маргианскими дахью были и исследованные археологами маргианокие оазисы. Следут считать, что крупные укрепленные центры наподобие Яз-депе и сходных с ним памятников являются остатками поселений городского типа или поселений, близко подошедших к этой грани. О том, что соответствующий переход еще не совершился окончательно, может свидетельствовать и отсутствие специального термина для обозначения города в авестийских текстах. С другой стороны, не вполне ясно — не к более раннему ли периоду относится применяемая в Авесте терминология поселений.
Во всяком случае становление городских цивилизаций в южных областях Средней Азии шло в это время быстрыми темпами. На это указывают, в частности, и данные о развитии хозяйства. Если Митра как одно из верховных божеств облачался в золотую кирасу, то к услугам рядовых воинов уже было более совершенное вооружение. X–VII века до н. э. были временем распространения железа, которое неоднократно упоминается в Авесте и встречается также при раскопках древних поселений. Некоторые виды изделий еще традиционно изготовлялись из бронзы, но в целом новый металл был освоен уже достаточно широко. Это привело к усложнению видов ремесленной деятельности, и недаром в той же Авесте особо упоминаются специалисты-ремесленники.
Железо шло не только на изготовление мечей и копии, но также на лопаты и серпы. Скорее всего» именно железная лопата и мотыга с железным наконечником в значительной мере обусловили возможность проведения больших оросительных каналов. Как в Месопотамии и Египте, ирригационное земледелие было тем экономическим фундаментом, на котором складываются древнейшие городские цивилизации Средней Азии. Этот скачок в развитии производительных сил пока лучше всего прослеживается по южнотуркменистанским материалам. Ранние земледельцы, теснившиеся здесь, в небольших оазисах прикопетдагской равнины, как правило, пользовались для полива своих полей сравнительно несложным лиманным способом орошения. В этом случае поля, огражденные валиками, заливают паводковыми водами. Небольшие речки и ручьи этого района, собственно говоря, не требовали сколько-нибудь крупных работ в области ирригации. Но вот после кризиса, поразившего южнотуркменистанские протогорода в начале II тысячелетия до н. э, а может быть, частично и в результате этого кризиса, начинается расселение земледельческих общин на новых территориях. На западе древние земледельцы проникают на засушливую Мисрианскую равнину Прикаспия, на востоке осваивают низовья сравнительно крупной среднеазиатской реки Мургаб. В обеих областях значительное освоение невозделанных пространств было невозможно без прогресса в области ирригационного хозяйства. И этот прогресс происходит. В дельте Мургаба и в Юго-Восточном Прикаспии появляются крупные магистральные каналы длиной в несколько десятков километров. Именно такой магистральный канал доставлял воду жителям яз-депинского оазиса.