И очень хрупкий.
Я поднял голову кверху, к чёрной тени погасшего люминёра и огням города в небе. Стояла на удивление ясная погода: обычно в Титане-Орбитальном небо затянуто облаками, через которые едва пробивается свет люминёра, а в некоторые дни так и вообще не разглядишь ничего дальше собственного носа. Орбиталище действительно не было рассчитано на такое количество людей -- и хотя системы жизнеобеспечения не могли оставить нас без воздуха, за всё приходилось платить. Например, пасмурной погодой.
Мне стало зябко. Поёжившись, я вышел с балкона, мысленно велев кухне заварить чай. Да, именно так: чай, потом поесть (суп!), а потом...
А что потом?
Я вернулся в прихожую, поднял с пуфика у зеркала плащ и запустил руку во внутренний карман. Пальцы сразу нащупали шершавую бумагу -- настоящую бумагу -- злополучного листка Вишневецкой. Я перевернул его и вчитался в написанное.
Вишневецкая скрывала, что четвёртый узел был занят -- цифры "3-4" наверняка обозначали именно его. И вполне возможно, что он был занят не только вчера. Можно ли держать стыковочный узел свободным несколько дней в крупнейшем порту Сатурнианской Гегемонии, со сменой дежурств каждые двенадцать часов?
Логика подсказывала, что нельзя. А значит, либо я ошибался в своих догадках... либо загадочный корабль стыковался в Порту дважды.
Ассистент замерцал на краю зрения, и я поспешил на кухню, где чайник негодующе отсвистел последнюю трель и выключился. Нацедив заварки и залив кипятком, я опустился на табурет, грея ладони об чашку, и снова пытливо уставился на листок.
Может, узел был закрыт? Я мысленно вызвал страницу Порта и раздел объявлений. Отмотал на три дня назад: двенадцатое марта. Вишневецкую убили в ночь с пятнадцатого на шестнадцатое.
Вот вам и мартовские иды.
Двенадцатое... "терминал Уэно, четвёртый узел"... ничего. Сообщение о поломке грузового конвеера на терминале, из-за которого пришлось остановить погрузочно-разгрузочные работы на два часа, я отмёл как несущественное: оно произошло за три часа до начала дежурства Вишневецкой.
Я прокрутил объявления дальше, на следующий день -- тринадцатое число... и обомлел: сообщение, примерно в полдень, сообщало о "закрытии стыковочного узла У-4 для проведения внеплановых ремонтно-эксплуатационных работ", сроком до... я лихорадочно прокрутил новостную ленту вперед и выругался: сообщение, датированное 19:30 пятнадцатого числа, гласило, что "ремонтно-эксплуатационные работы на стыковочном узле У-4 закончены".
Вишневецкой не нужно было держать узел свободным. Всё это время, ровно три дня, он был попросту закрыт.
Я зло отхлебнул из чашки. Итак, допустим, узел был свободным. Почему именно четвёртый узел, хотя можно было бы преспокойно воспользоваться любым другим, вынесем за скобки: можно ли оставить что-нибудь на несколько дней в стыковочном узле в крупнейшем порту Сатурнианской Гегемонии?..
Куда интереснее другой вопрос.
Что именно?
Не раздумывая, я набрал Еремеева. На этот раз он снял трубку (образно выражаясь) почти сразу же:
- Алло? - ответил он, - Штайнер? Чего тебе?
- Занят? - спросил я, глянув на время. Рабочий день у Еремеева гораздо нормированнее, и сейчас уже должен был закончиться... но мало ли что.
- Ещё как, - заверил меня Еремеев, - в метро стою... Так чего ты хотел?
- Двух вещей. Почему ты не сказал мне, что четвёртый узел был закрыт всё это время?
- Ты и не спрашивал. А это было важно?
Я тяжело вздохнул.
- Вот поэтому, Жан, ты и не работаешь в уголовном розыске. - укоризненно сообщил я.
- И хвала богам, что не работаю. - отмахнулся Еремеев. - Кроме того, в дежурство твоей Вишневецкой четвёртый узел всё равно работал. И к нему никто не стыковался. А что второе?
- Второе? - переспросил я и вспомнил. - А, да. Жан, можно ли что-то спрятать в стыковочном узле в Порту?
- Если там проходил ремонт, то точно нельзя. - тут же ответил Еремеев. - Ремонтники бы заметили. Его всё равно чуть ли не по винтику разбирали...
- Стоп. - прервал его я. - А вот с этого места поподробнее. Насколько по винтику?
- Там что-то навернулось. - сказал, чуть подумав, Еремеев. - Не помню, что именно, фонариком не светил, но вроде что-то с системой. Так что данных там тоже толком не спрячешь, у шлюза и памяти-то толком нет.
- Ага. - только и сказал я.
- Слушай, Штайнер, поговорим попозже, а? Мне в дороге будет неудобно, я и так ничего не соображаю... твоими молитвами, между прочим...
- Обязательно. - заверил его я. - Завтра и поговорим.
- Завтра?
- Пока, Жан. - прервал я дальнейшие расспросы и отключился.
Придется верить Еремееву на слово, решил я. По крайней мере, пока что: мне очень хотелось удостовериться в этом своими глазами.
Но это не решало той проблемы, что я всё ещё не мог даже напасть на след таинственной убийцы. Если, конечно, у неё вообще был след.
Но кто-то перерезал Вишневецкой горло. Причём так, что выдать его за самоубийство было в принципе невозможно -- это не "ударила себя в грудь ножом, и так сорок раз", нарочно такого не сделаешь. Вернее, не сделаешь без посторонней помощи.
Кроме того, три дня назад произошло что-то. Что-то такое, что Вишневецкая записывает дату на настоящей бумаге, карандашом. Что-то связанное со стыковочным узлом, который на следующий же день закрывается на ремонт...
Я опять вздохнул. Мне очень не хотелось этого делать, но придется совершить ещё один звонок.
Сейчас мне не хотелось этого делать особенно.
Я отпил из кружки, раскрыл адресную книгу и пролистал вниз, пока не нашёл нужный номер. Секунду я поколебался, но всё же набрал его. В ухе раздались гудки. Я едва успел сделать ещё один глоток, когда их сменил мягкий мужской голос:
- Вы позвонили в главный офис кооператива "Монплезир". Чем могу быть полезен?
- Я хотел бы встретиться с госпожой Адатигавой. - произнёс я. Нужно отдать секретарю должное: от такой наглости с моей стороны он даже не помедлил. - Это важно.
- Виртуально или лично? - вместо этого спросил он.
- Лично. - уточнил я.
- Кто вы?
- Государев человек. - ответил я, назвав условленную кодовую фразу. На другом конце линии ответили молчанием.
Я ждал, облокотившись на стену и глядя в окно. Огни ночного города размывались в жёлто-оранжевое зарево, затмевая даже неоново-зелёное великолепие "АКУЛОНа".
- Госпожа Адатигава передаёт свои извинения, - ожила линия учтивым голосом секретаря, - и сообщает, что желает видеть вас завтра, в 18:40, в "Лепестке розы". Вас проведут.