— Аллан Юнг. Вот, пожалуйста! Я знал, что где-то видел это имя...
Аллан чувствовал себя как хищный зверь, готовый к прыжку. Петля затянулась. Его имя было в списке! Что это может значить?..
— Вас разыскивает полиция, Аллан Юнг...
Голос чиновника звучал преувеличенно спокойно и приветливо.
— Что вы сказали?
— О, ничего особенного. Они просто хотели бы выслушать ваши показания, больше ничего. Чтобы вы объяснили кое-что,— добавил он, увидев угрюмое, расстроенное лицо .Аллана.— Вероятно, речь идет о пожаре на бензозаправочной станции в Восточной зоне...— Прищурившись, он читал мелкий типографский шрифт.— Как сообщил некий господин Свитнесс, вы были свидетелем всего, что там произошло, и наши войска по поддержанию спокойствия и порядка, разумеется, заинтересованы в тем, чтобы получить максимум информации...
Перекошенное злобой лицо Аллана, очевидно, испугало чиновника, и он без промедления уточнил все тем же наполовину бодрым, наполовину успокаивающим тоном, точно врач, беседующий с пациентом:
— Как вы наверняка знаете, наши два ведомства до известной степени сотрудничают друг с другом. И особенно в тех случаях, когда речь идет о людях, пропавших без вести или подлежащих розыску, аппарат ведомства социального обеспечения может оказать немалую помощь войскам по поддержанию спокойствия и порядка. В основном это касается самых обычных дел вроде этого...
В обезоруживающей любезности чиновника ведомства социального обеспечения чувствовалась какая-то торопливость, почти лихорадочная поспешность.
Аллан еще не произнес ни слова. Свитнесс! Свитнесс донес на него. Он был в смятении и чувствовал, что у него путаются мысли. Он заметил, что постукивает ногой о землю, словно разъяренный зверь перед тем, как напасть. Человек в мундире, видно, тоже заметил это. Продолжая убеждать Аллана в том, что он должен дать следователю самые обычные показания, которые отнимут у него максимум четверть часа, чиновник быстро уложил бумаги в папку, защелкнул замки и приготовился убраться восвояси.
— Думаю, нет никакого смысла терять понапрасну время, мокнуть под дождем и заполнять все эти формы,— бодро проблеял он.— Вот как мы поступим: когда вы придете в управление войск по поддержанию спокойствия и порядка — а вы должны явиться туда в трехдневный срок,— зайдите заодно и ко мне. Мы сделаем вам прививку — мы всем делаем сейчас в обязательном порядке прививки от гриппа, вы, конечно, об этом слышали? Мой кабинет находится в том же здании — наши ведомства работают в самом тесном контакте, образец административной рационализации-седьмой этаж, комната сто семь. Легко запомнить, не правда ли? — Он говорил, тщательно подбирая слова, как говорят с детьми; он боялся обидеть или напутать собеседника. — Итак, социальный центр «Восток», седьмой этаж, комната сто семь. В трехдневный срок. Вы знаете, таков закон. Ваш долг явиться и сообщить все, что вы знаете как свидетель. А теперь я ухожу. Всего доброго...— Он повернулся, улыбаясь и как бы извиняясь за то, что ему надо уходить; потом снова обратился к Аллану:— Вы в самом деле не хотите, чтобы я устроил вашу жену в больницу? Она действительно выглядит неважно...
- Нет!
И маленький толстопузый полицейский шпион с блестящей папкой отправился в обратный путь. Четким размеренным шагом он шел по берегу бухты, покидая Насыпь.
Лиза скорее чувствовала, чем видела, насколько разъярен Аллан. В его гневе всегда было что-то необузданное, неистовое, и сейчас на него было просто страшно смотреть: он стоял бледный — это было заметно несмотря на всклокоченные волосы и бороду, закрывавшие лицо,— и рыл ногой землю, так что в разные стороны летел песок.
Но Лизу пугало кое-что еще: немного поодаль стоял Рен-Рен, слегка наклонившись вперед, словно готовый к прыжку, напряженный и сосредоточенный, и она чувствовала, что их с Алланом объединяет сейчас глубокое интуитивное взаимопонимание и непреклонная решимость совершить что-то ужасное — предчувствие того, что должно произойти, преследовало ее словно кошмар с тех пор, как она ушла от Дока. Она не должна допустить, чтобы это случилось, но что она может поделать?
Лиза видела, как они обменялись взглядом. У обоих движения были настороженные и гибкие, точно у зверей. Она заметила, как Аллан кивнул своему безмолвному, все понимающему союзнику; это был легкий, почти незаметный кивок, который в любом другом случае вообще ничего бы не значил и ни к чему бы не обязывал, но в этот момент говорил о заключении чудовищного договора и подтверждал ранее принятое отчаянное решение.