В этой критической ситуации началась эпидемия гриппа. На призывы подвергнуться вакцинации откликнулись немногие. Теперь машины с громкоговорителями, возвещавшими о новых предписаниях министерства здравоохранения, разъезжали в сопровождении передвижных амбулаторий для вакцинации. И тем не менее несмотря на прививки многие умирали от этого нового вредоносного вируса, против которого еще не успели создать хоть сколько-нибудь эффективную вакцину. Та вакцина, которую в спешном порядке производили, была основана на родственном вирусе, к тому же прививки сделала лишь незначительная часть населения. По мере распространения эпидемии количество распоряжений и постановлений органов здравоохранения настолько увеличилось, что к новым постановлениям в городе относились чаще всего с циничным безразличием.
Кроме того, не совсем ясной оставалась клиническая картина заболевания, вызванного этим новым вирусом. Оно протекало по-разному: в одних случаях легко, в других — более тяжело, у одних начиналась кома уже через день или два после того, как появлялись головные боли или что-то вроде легкого насморка, у других заболевание длилось неделями и сопровождалось высокой температурой и ломотой во всех суставах.
В первую неделю эпидемии умерло сто человек. На следующей неделе — восемьсот. Смертность была невероятно высокой, хотя все в общем уже привыкли к тому, что вирусные заболевания, похожие на грипп, ежегодно уносят тысячи человеческих жизней. Хуже всего, однако, было то, что различные гриппозные вирусы значительно отличались друг от друга, и таким образом прошлогодняя вакцина в этом году могла иметь лишь весьма ограниченное применение, причем она не приносила сколько-нибудь ощутимой пользы людям со слабой сопротивляемостью организма, которые, кстати, и заражались легче всего, особенно дети и старики.
Бой заболел первым. Он кашлял все сильнее и в конце концов настолько ослабел от сильного жара, что не мог подняться с постели. Потом заболела маленькая Рейн. На пятый день после ее рождения Лиза заметила, что девочка кашляет, она послала за Доком, который немедленно пришел и тщательно осмотрел маленькое дрожащее тельце, уже пылавшее от жара и покрытое испариной.
— Она, наверное, заразилась от Боя,— мрачно сказал Док.
Бой лежал с блестящими глазами и красными пятнами на щеках и непрерывно кашлял.
— У тебя есть молоко для девочки?
Молоко у нее было. На этот раз у нее было молоко. Однако малышка была очень слабенькая и плохо брала грудь.
— Постарайся влить в нее хоть немного молока,— сказал Док озабоченно.— Выдави несколько капель на ложку и дай ей. Сделай это во что бы то ни стало. В материнском молоке есть антитела, которые могут спасти ее.
Однако на следующий день жар усилился, маленькая грудка тяжело вздымалась, стараясь вобрать побольше воздуха, девочка не открывала глаз и перестала есть.
— Надо попробовать пенициллин,— сказал Док Аллану.— Поговори с Феликсом. Может быть, он сумеет достать.
Феликс сумел. В обмен на два куска душистого мыла — часть содержимого коробки с очень изящными (и потому бесценными сейчас) предметами туалета, которую нашел Аллан,— он принес на другое утро в фургон четыре ампулы с пенициллином, шприц и пачку детской молочной смеси. Он аккуратно разложил все эти предметы на столе перед Доком и Алланом и снова защелкнул черную папку для документов из блестящей искусственной кожи со сверкающими металлическими застежками (машину злосчастного чиновника из ведомства социального обеспечения он отогнал в город и оставил в каком-то гараже после того, как снял с нее все хоть сколько-нибудь ценное).
— Нелегко это было раздобыть,— доверительно сказал им Феликс.— Всем теперь нужен пенициллин. Много больных.
Док наполнил шприц и воткнул его в маленькую сморщенную попку девочки. Малышка только жалобно всхлипнула. Потом им удалось впихнуть ей в ротик несколько капель молочной смеси.
— Теперь нам остается только надеяться,— удрученно пробормотал Док.
Но пенициллин не помогал. На четвертый день болезни у маленькой Рейн началась кома. Лиза, совершенно измученная бессонными ночами и страхом, отчаянно пыталась влить в нее хоть немного молока, которое сцеживала из своих грудей, разрывавшихся от невыносимой боли. Но если ей и удавалось приоткрыть маленький ротик дочери, молока в него все равно попадало чрезвычайно мало.