— Наверняка мы найдем множество вещей, которыми можно будет пользоваться. Ну а если они будут не совсем впору, то разве нельзя их перешить? И как только что-нибудь порвется, мы можем починить, зашить, правда?
Лиза никогда в жизни не держала в руках иголки с ниткой, но сейчас ей все казалось нипочем.
Аллан же шел и думал в это время о другом: о воде. Главная проблема — где доставать воду. Правда, им не угрожала опасность умереть от жажды, когда они выпьют последнюю бутылку минеральной воды из взятого с собой запаса: можно будет поехать в город и купить еще. Минеральная вода продавалась во всех ларьках,супермаркетах и продовольственных магазинах:, и многие предпочитали пить ее вместо дурно пахнувшей обычной питьевой воды с привкусом дезинфекции. Но это не решало проблемы водоснабжения. Минеральная вода стоит денег, да и кто знает, не исчезнет ли она из продажи, как уже исчезло многое другое. Нет, воду нужно доставать как-то иначе. Он вспомнил утреннюю сырость — их фургон сплошь покрывали капельки росы. Потом, когда наступит лето и дни станут жаркими, ближе к вечеру будут порой идти проливные дожди, а осенью начнется сезон дождей, и они будут лить не переставая целые дни и недели. Надо найти способ собирать эту воду — вот выход. Ему не часто приходилось что-нибудь делать своими руками, но ведь не зря же он все-таки учился в архитектурном институте...
— В них так удобно ходить,— сказала Лиза, которая все еще ни о чем не могла думать, кроме своих сапог.— Но у них какая-то чудная форма и очень твердые голенища. Я никогда не видела таких.
— Наверное, это ботфорты,— предположил Аллан рассеянно.
— Ботфорты?
— Да, такие сапоги люди надевали, когда ездили верхом на лошади.
— Верхом на лошади? Простые люди — как мы с тобой? Когда же это было?
— Не знаю. Это было чем-то вроде спорта. Думаю, теперь больше никто не ездит верхом. Да и лошадей больше нет, во всяком случае в наших местах, разве только в Камп-Авениде.
Камп-Авенидой назывался военный городок к северу от Свитуотера. Ходили слухи, что на случай перебоев с горючим там начали разводить лошадей и используют их при подавлении беспорядков в городе, которые начались в последние годы.
— Солдаты верхом на лошадях? Я видела однажды такое в кино.
— Ну да, как в кино! — вздохнул он устало.
Иногда ее наивность и полная неосведомленность о самых элементарных вещах и удручали и раздражали его. Сам он постепенно перестал читать газеты: они становились все тоньше (нехватка бумаги), а статьи в них — все более пустыми и стереотипными; выражая интересы издателей, они были не чем иным, как спекуляцией на предрассудках обывателя, однако при желании из них можно было все-таки извлечь кое-какие факты и увязать их друг с другом.
— Ботфорты! — бормотала Лиза.— Ведь это просто замечательно...
Они шли бок о бок по самому берегу. Бой отставал; он то находил какие-то интересные для него вещи, то кричал им, что устал и хочет «домой». Он уже воспринимал фургон как свой дом. День был тихий и ясный. Невысокие волны легко набегали на грязный каменистый берег, оставляя за собой тонкие зеленовато-розовые полоски пены.
Аллану вдруг пришла в голову одна мысль; он опустился к самой воде, сел на корточки, зачерпнул полную пригоршню, поднес ко рту, понюхал и осторожно попробовал. Она ничем не пахла, на вкус была чуть кисловатой и почти несоленой. Воду в Райской бухте в основном испортили ядовитые отходы Сарагоссы. Нечистоты из Свитуотера проходили через очистные сооружения, которые, так же как и запрет сливать в море ядовитые отходы производства, начали действовать слишком поздно, когда вода в бухте была уже непригодна для жизни и заражена, а кроме того, от нее исходило ужасное зловоние. С годами вода очистилась, но оставалась «мертвой» и останется такой навсегда; никакие законы не могут повернуть вспять смертоносные процессы, вызванные тысячами тонн ядовитого шлама, спущенного в бухту заводами и фабриками.
— Ты сможешь стирать здесь белье,— сказал Аллан. Лиза сморщила нос.
— В этих нечистотах? — сказала она.
— Здесь больше нет нечистот, только химикалии.
— В чем же я буду стирать?
— Мы найдем тебе какую-нибудь лоханку или ушат...
И тут ему пришла в голову еще одна возможность стирать. Неподалеку из воды поднималось какое-то приземистое бетонное сооружение с плоской поверхностью в два-три метра шириной, основательно разрушенное ветром и влагой,— недостроенный мол или, быть может, фундамент причала. В нескольких местах от него отломились огромные куски, которые лежали поодаль словно скалы с отшлифованными временем склонами, уходящими в воду.