Лиза присела на край чемодана и стала смотреть туда же, куда и он, на Райскую бухту, а мягкий морской ветер стирал воспоминания о городе, оставшемся позади,— о Свитуотере.
2
Насыпью называли узкую полоску земли, протянувшуюся примерно на полмили на восток вдоль берега бухты. Когда-то в связи с расширением гавани Свитуотера в этом районе предполагалось построить новые портовые сооружения и доки, склады и верфи, но проектам этим так и не суждено было осуществиться, и тысячи кубических метров земли, гравия и песка, которые в свое время сюда завезли, теперь громоздились, словно барханы в пустыне, образуя невысокие холмы с осыпающимися склонами, уходившими в мертвую солоноватую воду. Нетрудно было заметить и другие свидетельства строительной горячки, которая охватила тогда Свитуотер: вытянувшиеся в ряд бараки для рабочих и длинный склад медленно ветшали, уныло чернея провалившимися крышами и пустыми оконными рамами без стекол. Рельсы, которые нигде не начинались и заканчивались в глубокой канаве, заполненной грязью и всяким хламом, заросли травой и покрылись ржавчиной, а вагонетки утонули в грязи, оставшейся после осенних дождей. Какие-то машины, гусеничный трактор и несколько отслуживших свой срок грузовиков, с которых уже давным-давно сняли все, что только можно было использовать или продать, стояли одинокие и покинутые, словно некая могучая сила, которая много лет тому назад вдруг забросила их сюда, так же внезапно потеряла к ним всякий интерес, оставила их здесь и навсегда забыла об их существовании. С некогда мощных механизмов медленно стекала ржавчина, сыпалась на землю большими хлопьями, образуя на грязно-серой глине причудливые цветные узоры.
Так Насыпь постепенно превратилась в городскую свалку, которой пользовались как частные лица, так и муниципальные учреждения. Тяжелые машины с железными контейнерами длинной вереницей шли на свалку, сбрасывали там тонны грязного, вонючего мусора и возвращались за новым грузом отходов, того самого шлака городской жизни, который приходится все время убирать, чтобы люди не задохнулись и не погибли в отбросах, вони и нечистотах.
Все пользовались Насыпью. Пользовались ею и частные лица, те, кто хотел избавиться от хлама, что скапливался на чердаке, в сарае или подвале, от испорченных и ненужных вещей, а также вещей изношенных, слишком старых, некрасивых, вышедших из моды или просто ставших менее полезными и употребимыми, чем в то время, когда их приобретали. Насыпь была темным отражением Свитуотера, его образа жизни, очищенного от шика и блеска, от лака и полировки, Здесь было все, что окружает человека и определяет его быт, все, но без самого человека. И здесь можно было найти все, что человеку нужно для жизни — жизни, которая по существу оказалась бы карикатурным отражением жизни в добропорядочном Свитуотере.
Однако отбросы и мусор Свитуотера занимали лишь около половины всей территории; она была очень обширна, и хотя насколько хватал глаз всюду высились горы камней и щебня, мусора и всевозможных отбросов, большая часть этого гигантского клина по-прежнему оставалась бесплодной и плоской, как тарелка, пустошью. Пройдя два-три километра на восток, подальше от муниципальных мусорных куч и помоек и грандиозного по замыслу, но так и не начавшегося строительства портовых сооружений, и продолжая двигаться параллельно берегу, вы могли бы заметить, что мусорные кучи становятся не такими внушительными и ландшафт постепенно приобретает характер все более интимный и искусственный: холмы, возвышенности и пригорки сложены из ставших ненужными личных вещей — из несбывшихся надежд, неудовлетворенного честолюбия, притворства, фальши и самообмана. Огромными грудами лежат здесь матрасы, заплесневелые покрывала и гардины, столы, кресла, диваны и мягкие гарнитуры, подушки, ковры и обитые плюшем пуфы, и все это медленно гниет в теплом и влажном воздухе побережья. Столы с ножками и без ножек, этажерки, зеркальные шкафы, банки для специй, разбитые табуретки, сломанные кровати, посуда, коробки с ножами, вилками и ложками, кухонные плиты, холодильники и радиоприемники, сотни разломанных телевизоров, ящики и коробки с книгами, детские игрушки, украшения и журналы, связки газет, картины в рамах, одежда... Сотни автомобильных кузовов спрессованы бульдозерами и свалены в гигантские груды, чудовищные нагромождения искореженного металла,— впрочем, эти меры, принятые городскими властями, чтобы куда-то девать брошенные машины, ничего не дали, поскольку все время появляются новые машины, которые ржавеют и после каждого осеннего дождя все глубже и глубже погружаются в мягкую землю. Между этими грудами металлического лома проложен целый лабиринт тропинок, дорожек, узких проходов и туннелей; два старых автобусных кузова с «навесом» между ними из дверной рамы и продырявленного куска железа образуют галерею, а шкаф с оторванной дверцей и выгоревший внутри перевернутый автофургон превратились в таинственные гроты; здесь легко заблудиться, хотя высота нагромождений всевозможного хлама редко превышает человеческий рост.