— Нет.
— Скоро почувствуешь. В прошлом году он появился, когда уровень воды был примерно такой же, как сейчас.
— В прошлом году было так же жарко?
Сколько Аллан ни старался, он никак не мог вспомнить, какая погода была прошлым летом. В городе изменения погоды были не так заметны. Летом, как правило, стояла жара, зимой было холодно, иногда шел дождь или дул ветер — таким представлялся Аллану климат Свитуотера, и ему никогда даже в голову не приходило размышлять на эту тему. Однако теперь малейший признак, предвещавший изменение погоды, приобретал колоссальное значение. Лишь хороший вечерний дождь мог хоть немного исправить положение,— во всяком случае, временно.
— Нет, было жарко, но не так. Во всяком случае, жара началась не так рано. Но все-таки было жарко. А в этом году будет еще жарче.
Хотя они стояли у колодца под сенью высоких тополей Дока Фишера,- пот лил с них градом. На вершине деревьев блестящие листья уже начинали желтеть, но в общем засуха еще не набросилась на буйную пышность сада.
Аллан встал на четвереньки и сам наполнил второй бочонок. Ему пришлось основательно потрудиться за эту воду. В уплату за нее он притащил в самую жару свыше шестидесяти килограммов свинца из старых аккумуляторов, а также железо, медь и все прочее, что было нужно Доку. Все это взвешивалось и подсчитывалось. Несколько дней Аллан осматривал старые машины на Насыпи и в кюветах дорог. Таких машин становилось все больше и больше. Когда техническое состояние машины переставало отвечать неумолимым требованиям автоинспекции, хозяин просто выезжал на ней ночью, снимал номера и бросал ее в каком-нибудь укромном месте, вместо того чтобы платить деньги за буксировку туда, где ее разрежут на куски. У Аллана не будет недостатка в металлоломе. Однако не так-то просто было вырубать свинец из использованных аккумуляторов и еще труднее извлекать медь из генераторов. Аллан честно зарабатывал два бочонка мутноватой воды, которые получал у Дока через день.
Док любил поговорить. Он любил излагать свои мысли и делиться опытом, приобретенным за долгую жизнь. Док был идеалист и остался им в своей добровольной ссылке. Он верил в политические партии, сменяющие друг друга у власти, верил даже сейчас, после того как экономические трудности сгладили традиционные межпартийные распри; теперь государственный аппарат ведал капиталовложениями, ценами и заработной платой, а политическая борьба в ее традиционном понимании сводилась к деятельности отдельных группировок экстремистов, которые никогда не играли важной роли в политической жизни страны, но преследовались и подавлялись властями с чудовищной жестокостью. Доку трудно было понять равнодушие Аллана к подобным темам. Ему казалось, что нечто важное и значительное утрачено людьми за последние десятилетия. Но, полагал он, ход событий заставит их в какой-то момент остановиться, одуматься и оглянуться на пройденный путь, чтобы найти утраченное. Однако все эти цветистые фразы были недоступны пониманию Аллана. Подобную риторику он лишь связывал в своей памяти с прекраснодушием отца, который, сидя на балконе в теплые послеполуденные часы, одурманенный дешевым пивом, пытался рассказать, насколько лучше жилось «раньше». Для Аллана прежняя жизнь стала просто невозможной, настолько невозможной, что не измениться она не могла. Тогда они не долго думая упаковали свои пожитки и перебрались на Насыпь. Они сменили место жительства почти так же легко и просто, как животные меняют пастбище или место охоты, не тоскуя по родным местам, не сожалея об утраченном, не ощущая, что потеряно нечто очень ценное. Позади остался хаос, процесс, который зашел слишком далеко, чтобы те, кто стал его жертвой, могли вмешаться и что-то изменить. Город превратился в опасную ловушку, которая медленно захлопывалась. Им удалось вовремя ускользнуть. Ибо никто не знает наверняка, что случится, когда ловушка захлопнется.
Поэтому чаще всего Аллан беседовал с Доком Фишером о вещах, имеющих практическое значение, спрашивал совета, просил объяснить что-нибудь или поделиться опытом в искусстве самосохранения, которым, как он понимал, нужно непременно овладеть в совершенстве на случай, если произойдет самое худшее.
— Как Лиза переносит жару? — спросил Док. Он часто спрашивал о Лизе.
— Прекрасно,— ответил Аллан, покривив душой...
В последнее время Лизе нездоровилось, она чувствовала слабость, жаловалась на сыпь, которая ужасно чесалась. Впрочем, у Аллана от солнца тоже выступили пузыри, и вообще он неважно переносил жару. Они еще не вполне привыкли к изменившемуся климату.
— А Марта не выносит жары,— заметил Док.— Она говорит, что от жары ей делается плохо. Она сильно потеет, понимаешь, потеет так, что не может встать с постели. Нам пришлось тяжело в прошлом году, а в этом году будет еще хуже. Не знаю, что и предпринять, чтобы ей как-то помочь. Правда, порой мне кажется, что она не хочет помощи. Видно, стареет... оба мы стареем... — И Док усмехнулся коротко и сухо,— Но у вас, значит, все хорошо?