Выбрать главу

— Да, Лиза чувствует себя прекрасно. И малыш тоже.

— Следи за тем, чтобы вы ели достаточно соли.

— Соли?

— Да, нужно есть много соли, когда сильно потеешь. Тогда организм теряет меньше воды и сохраняет силы. У вас есть соль?

— Нет.

— Вот... — Док порылся в кармане и протянул Аллану горсть крупных грязновато-серых зерен.— Это морская соль. Мне достал ее Дос-Манос, у него есть знакомства. Время от времени клади в рот пару зерен и жуй. И заставь Лизу делать то же самое.

— Но от этого же захочется пить!

— Не захочется, если будете поменьше есть. Соль задерживает в организме воду. И еще запомни одно: днем надо пить как можно меньше. От воды человек только слабеет и потеет еще больше. Лучше пейте вечером, когда солнце уже зашло.

Аллан кивнул, довольный тем, что еще чему-то научился. Опустил в карман соль. Наклонился и поднял два полных бочонка, стараясь не расплескать ни капли. Ему предстоял трудный путь с драгоценной водой.

— Спасибо,— сказал он, отправляясь домой. На сегодня беседа была окончена.

Лиза лежала в полузабытьи на матрасе перед фургоном. Им пришлось поставить навес от солнца. Аллан приволок откуда-то гофрированную жесть, картон, пустые мешки и фибровые плитки и на четырех шатких столбах укрепил крышу, в тени было не так жарко, но одолевали мухи, а кроме того, каждое дуновение ветерка приносило малоприятные запахи с дальних мусорных куч, куда машины ежедневно сваливали новые отбросы. Над Райской бухтой неподвижно висело безжалостное солнце, окутан­ное легкой и все-таки непроницаемой мглой, светившейся фосфорическим блеском; казалось, будто это вечное покрывало из желтого смога еще более усиливало зной, опустившийся как удар молота на бесплодную пустыню, именуемую Насыпью.

Лежа на матрасе, Лиза смотрела на дым. Тонкие струйки дыма там и сям мед­ленно поднимались к небу, а над холмами из отбросов и мусора низко-низко плыли легкие, как туман, облака дыма, рожденные многочисленными пожарами, самопроиз­вольно возникавшими от жары в грудах горючего материала, разбросанного по На­сыпи. Это стало самым обычным зрелищем; нередко такие костры горели по несколь­ку дней подряд.

Лиза лежала и думала о своих обязанностях хозяйки, с отвращением вспоминала про беспорядок в фургоне (там всегда был беспорядок, но раньше она хотя бы иногда пыталась прибрать), необходимость готовить, стирать... Сама того не желая, она все пустила в последние дни на самотек, не занимаясь даже самым необходимым. Еду и ту теперь готовил Аллан, потому что Лиза была просто не в состоянии, ей нездорови­лось, не было сил двигаться, она каждый день подолгу спала и все равно постоянно чувствовала усталость. У нее все чесалось, она ходила лохматая, грязная, но теперь ей все было безразлично.

Лиза зевнула, потянулась, отогнала прочь мух. Сейчас стало немного лучше. Утром ее вырвало, но потом тошнота прошла — осталась лишь какая-то приятная сла­бость. Она еще не сказала Аллану, что беременна. И сама удивлялась, что до сих пор этого не сделала. Однако она понимала, что рано или поздно должна будет сообщить эту новость. Несколько раз в течение месяца, когда уже не осталось никаких сомне­ний, она хотела поговорить с ним, но что-то удерживало ее: она почему-то ста­ла стесняться его, а может быть, инстинктивно стремилась защитить то удивительное, что совершалось сейчас в ее теле, от внешнего мира, даже от Аллана. Это было досе­ле неведомое чувство, прямо противоположное тому, какое она испытывала, когда забеременела в прошлый раз. Тогда они обсуждали эту столь неожиданно возникшую проблему, взвешивали все «за» и «против» деловито и трезво, как это делают молодые пары, попав в подобную ситуацию. Общество страдало от перенаселенности, поэтому прекращение беременности было простой формальностью: решайте сами... Беремен­ность со всеми ее последствиями создавала проблему, которую приходилось решать радикально, разумно и сообща, и это оказало весьма благотворное влияние на их от­ношения. Тем не менее Лиза не раз сожалела о принятом ими скороспелом решении, когда замечала, каким неузнаваемо уродливым становится ее тщедушное тело. И по­том, когда крошечный комочек, ее дитя, лежал и плакал, требуя от нее того, к чему она не сумела себя подготовить и даже не знала, хватит ли у нее на это сил...