— Далеко еще?
Они сидели на чемоданах и отдыхали. Лицо у Лизы было совсем детское и очень бледное, но заходящее солнце осыпало его светлыми веснушками, выступившими вокруг носа. Скоро ее кожа станет эластичной и загорелой, думал Аллан, всего каких-нибудь несколько недель на солнце, на свежем воздухе, и у нее будет бодрый и здоровый вид... Он слегка ощущал кисловатый запах, доносившийся со стороны бухты,— запах стоячей соленой воды. Однако вони не чувствовалось, так как отсюда было далеко до тех участков свалки, куда привозили контейнеры с отбросами.
— Нет, еще немного. Вон с той кучи уже будет виден наш фургон. Аллан показал.
— Туфли' натирают...
Она снова сбросила туфлю, потерла пятку.
— Завтра мы наверняка отыщем для тебя пару прекрасной обуви. А теперь двинулись. Нам надо успеть туда засветло.
— Где Бой? — спросила Лиза, все еще не вставая.
Они огляделись, сдерживая дыхание в непривычной тишине. Потом заметили своего малыша. Он стоял на четвереньках между следами колес проехавшей машины. Его внимание привлекли кусочки блестящего металла, и он выкапывал их из грязи.
— Бой! Ты весь перепачкался! Иди сюда!
Голос ее потерялся между грудами отбросов и щебня. Бой по-прежнему стоял на четвереньках, словно не слышал. Она снова закричала, на этот раз сердито:
— Сию же минуту иди сюда, слышишь!
В этом пустынном месте бранить ребенка за неряшливость было бессмысленно, даже нелепо. Возможно, именно поэтому она чувствовала неуверенность, раздражение и страх. Ведь Лиза отнюдь не принадлежала к числу женщин, помешанных на чистоте и опрятности. Но она была еще совсем дитя. Она еще не научилась ни приказывать, ни выполнять свои обязанности.
Аллан встал (был он невысокий, коренастый, в комбинезоне из грубой ткани, кожаной куртке и сапогах). Он успокоил Лизу:
— Бой уже идет. Знаешь, для него здесь так много нового, есть на что посмотреть. Тут уж ничего не поделаешь...
— А как я его отмою?
Лиза не стала бы уделять столько внимания гигиене, не будь обстановка такой необычной; малыш ковылял к ним весь перепачканный.
— Все наладится,— ответил Аллан.
Он вдруг почувствовал непоколебимую уверенность в том, что здесь им будет хорошо и они смогут гораздо легче решить все свои проблемы, чем в сумятице большого города. Жить в городе — это просто безумие, думал он, хотя оба они родились и выросли в Свитуотере и никогда не выезжали оттуда.
— Пошли.
Аллан взял более тяжелый чемодан. Лиза нехотя надела туфлю и притопнула, как бы проверяя, не больно ли будет в ней идти.
— Теперь недалеко. Вон за той кучей. Если хочешь, я возьму малыша.
Бой подошел к ним и поднял ручонки, показав глазами, которые возбужденно блестели на маленьком узком личике:
— Посмотри! Самолет, папа! — Бой был худенький и бледный, анемичный, как его мать; он казался намного младше своих пяти лет.— Самолет!
— Вижу,— сказал Аллан и взял его на руки.
Сверхзвуковой истребитель прочертил у них над головой две толстые красные полосы через все уже по-вечернему тусклое небо. Аллан повернулся, посмотрел назад. Вдали все еще были видны ворота. Они прошли не так-то много. Он думал, что гораздо больше. Возможно, дорога кажется длиннее, когда идешь через кучи мусора, земли, гравия и щебня. Во всяком случае, у него было такое ощущение, будто они прошли длинный и опасный путь, уже преодолев все основные препятствия.
— Пошли,— сказал он,— в путь. Теперь недалеко.
4
— Как красиво, когда горят огни,— сказала Лйза.
Аллан нашел старое автомобильное сиденье и втащил его на груду автомобильных покрышек за фургоном. Наступил теплый, мягкий вечер, они сидели, тесно прижавшись друг к другу, и смотрели на окутанный мраком берег, на бухту и длинный красивый мост, по которому Автострада пересекала Райскую бухту и через индустриальный район уходила дальше на запад внутрь материка. Промышленные предприятия Сарагоссы — основа благосостояния Свитуотера — светились бесчисленными огнями, которые переливались и танцевали над зеркально-металлической поверхностью воды, озаряя призрачным сиянием туманную дымку, постоянно висевшую над этим районом города.