Двери лифта открылись.
— Твой этаж? — спросил Череп.
Элли собиралась пойти в игровой зал, чтобы попытаться оторвать Лифа от видеоигры, но с этим можно было и подождать. Она не стала выходить, и двери лифта снова закрылись.
— Расскажи, что ты знаешь. Обещаю никому не рассказывать.
Череп нажал на кнопку первого этажа, и лифт начал долгий путь вниз.
— Есть место в нескольких километрах отсюда. Старое здание, попало сюда уже давно. Раньше в нем была фабрика маринадов, по-моему. Так вот, там живет один парень. Его называют Шаманом. Он учит ребят разным штукам.
— Каким штукам?
— Ну, разным паранормальным явлениям — ну, там, проявляться в виде эктоплазмы, вселяться в живых людей, всякому такому.
— Я не знаю, что это.
Череп вздохнул, показывая, что подробное объяснение не входило в его планы.
— Ну, он знает, как двигать вещи, находящиеся в мире живых, как сделать, чтобы живые тебя услышали, а может, и увидели. Говорят, он даже может проникать в их мир и уносить оттуда вещи. Он заставляет их переходить в Страну.
— И он может научить?
— Так я слышал.
— Ты когда-нибудь встречался с ним? — спросила Элли.
Череп отшатнулся от нее.
— Я знал ребят, которые решили к нему отправиться. Но назад они не вернулись.
Элли пожала плечами, не придав особого значения последним словам.
— Может, побывав у Шамана, они нашли что-то лучшее. Не вернулись, потому что не хотели.
— Может, — согласился Череп. — Если хочешь, я дам тебе адрес.
Элли собиралась продолжить расспросы, но двери лифта раскрылись, Череп вышел из кабины, а снаружи раздались голоса малышей, спешащих подняться на верхние этажи.
Ник. Ники. Николас.
Прошло несколько часов, прежде чем мальчик вспомнил свое имя, но теперь, когда ему это удалось, он больше не хотел забывать его. Его звали Ник. Фамилию он вспомнить так и не смог. Она была японская, потому что папа его был японец. У мамы была европейская внешность, но, к сожалению, Ник уже толком не мог вспомнить лица родителей. Не беда, решил он, вспомню в другой раз. Сейчас же он полностью сконцентрировался на том, чтобы снова не упустить собственное имя.
Ник. Ники. Николас.
Фамилию он тоже смог бы вспомнить. Точно. Он просто обязан был это сделать. Даже если бы ему пришлось найти собственную могилу и прочесть фамилию на гробовой доске. Никто не будет называть его Херши, Кэдбери или Жирарделли. Только Ник, Ники, Николас.
Мальчик собрал все обрывки бумаги, которые только смог найти в комнате, и начал писать на них свое имя, снова и снова. Он разложил обрывки по карманам, засунул памятку в каждый ящик, под матрас и даже под каждую подушку дивана, на котором спал Лиф. Вряд ли тот стал бы возражать, ведь он не приходил домой уже несколько дней.
Ник, Ники, Николас. Пожалуй, даже Нико.
Элли постучала в дверь, оторвав Ника от мыслей об имени. Он знал, что пришла именно Элли, потому что, кроме нее, никто больше не стучал в дверь так сильно. Мэри стучала тихо и вежливо, Элли же дубасила так, что, казалось, дверь вот-вот рухнет.
— Я занят! — крикнул Ник. — Уходи.
Но Элли продолжала стучать, и ему волей-неволей пришлось впустить ее.
Зайдя внутрь, Элли огляделась, и на лице ее Ник прочел замешательство.
— Ник, что ты здесь делаешь?
Ник, наконец, и сам оглядел комнату и впервые увидел, что натворил. Маленькие кусочки бумаги были разбросаны повсюду — не только под подушками и другими предметами, но буквально по всей комнате, которая выглядела так, словно в ней прошел снегопад. Он не только изорвал всю бумагу, которая лежали в ящиках, но и вырвал страницы из всех книг, стоящих на полках. Это были книги Мэри. Он написал свое имя на каждом кусочке, причем с двух сторон.
Только сейчас Ник обратил внимание, что за окнами светло, а он, кажется, начал, когда смеркалось? Неужели он потратил на это всю ночь? Ник онемел. Он не имел ни малейшего представления о том, как такое могло произойти. Он был словно в трансе все это время, и лишь приход Элли привел его в сознание. Самое неприятное, что в глубине души он чувствовал желание выставить Элли за дверь и вернуться к работе. К важной работе. Ник, Ники, Николас.
Подобно малышам, изо дня в день играющим в футбол, или ребятам, ежедневно приходящим посмотреть «Корабль любви», Ник нашел свою «нишу» и даже не понял этого.
Он посмотрел на Элли с виноватым видом, открыл рот, но так и не смог вымолвить ни слова. Ему было стыдно, но он не смог бы объяснить, по какой причине.
— Да, все понятно, — сказала Элли. — Мы уходим отсюда.
— Что?
— Ты слышал. Мы — уходим.
Ник стал возражать. Уйти? Оставить Мэри?
— Нет, я не хочу уходить!
Элли смотрела на него, как на сумасшедшего. Может, так оно и было.
— И что ты будешь делать? Останешься, и без конца будешь писать свое имя?
— Я обещал Мэри, что не уйду.
Правда, подумал Ник, я сказал это прежде, чем она так недвусмысленно показала, что не заинтересована в отношениях со мной.
Элли нахмурилась, и Ник решил, что она вот-вот начнет рассказывать ему, какой Мэри ужасный человек, — но ничего подобного не произошло.
— Если ты и вправду хочешь произвести впечатление на Мэри… если хочешь быть ей полезен, нужно научиться делать что-то необычное, — сказала Элли.
— О чем ты говоришь?
— Ты хотел бы уметь разговаривать с живыми людьми — или, еще того интересней, переходить в их мир, брать нужные вещи и возвращаться в Страну?
Ник укоризненно покачал головой.
— Но ты же говоришь об эктоплазме! Мэри ненавидит это!
— Она ненавидит это лишь потому, что никто из ребят, живущих здесь, не способен превращаться в эктоплазму. И вообще, если Мэри называет подобные способности «криминальными талантами», это еще не значит, что они преступны. Они могут быть криминальными, но только в том случае, если ты используешь их для совершения преступлений. Подумай об этом, Ник. Если ты пойдешь со мной и научишься всему, что стоит изучить, ты сможешь вернуться назад с едой и игрушками для малышей. Ты сможешь добыть для Мэри полтора десятка роз, которые никогда не завянут. Тогда ты будешь для нее что-то значить.
Нику предложение показалось чрезвычайно соблазнительным. Чем больше он думал о нем, тем трудней было отказаться.
— А кто нас всему этому научит?
— Я знаю одного парня, а он, в свою очередь, знает другого парня, который все это умеет, — пояснила Элли.
Ник окинул взглядом комнату, усыпанную клочками бумаги. Если в качестве альтернативы ему уготовано провести вечность, нанося каракули на обрывки бумаги, может, самое время довериться Элли и попытаться избежать этой печальной участи.
— Расскажи, что ты знаешь.
— Подожди, — сказала Элли. — Поговорим по пути в игровой зал.
* * *Стрелка влево, стрелка вверх. Элли нашла Лифа там, где и ожидала: он, как приклеенный, торчал возле игрового автомата.
— Лиф?
— Отстань, мне нужно уровень пройти.
— Лиф, да это старая игра, живые дети уже давно ее забыли. Про нее даже «ретро» уже не скажешь, она же доисторическая просто!
— Отстань!
Ник прислонился к автомату и скрестил руки на груди.
— Он нашел свою нишу, — сказал он. — Я чуть было тоже в свою не угодил.
— Это не ниша, — возразила Элли. — Это рутина. Мэри, наверное, считает, что это здорово, но на самом деле ничего хорошего.
Элли поняла, что, подобно воде, которая все время собирается в низшей точке, затерянные души стремятся создать для себя накатанный путь, который постепенно углубляется и становится канавой, которая вскоре превращается в глубокий овраг. Чем глубже привычная колея, тем труднее из нее выбраться. Элли понимала это и знала — стоит оставить Лифа в покое, он будет играть в свою видеоигру до скончания веков.
— Это неправильно, Лиф!
— Уйди.
Элли зашла за автомат, чтобы вытащить вилку из розетки, но обнаружила, что он не был к ней подключен. Увидев это, Элли выругалась, взбешенная тем, что законы физики в Стране затерянных душ неприменимы. Машины функционировали без источников питания, просто потому, что помнили о том, как они работали в мире живых.