- Ну-ну, грязный, свинский русский Маруська, не останавливать. Танцевать, не останавливать, а то я дам тебе в морда.
Кто-то открывает тотализатор: как долго продержится девчонка?
Гнусаво скулят гребёнки. Из огромных синих глаз текут крупные слезы. Они падают на грязный истоптанный снег, который перемешивают истомлённые маленькие ноги. Они больше не могут двигаться, они не повинуются. Девочка уже, видимо, плохо сознаёт, что делает и что делается вокруг. Уже не действуют ни щипки, ни пинки, сыплющиеся на неё со всех сторон. Наконец, перенапряжённые нервы и мышцы отказывают, и девочка медленно оседает на снег.
Мокрогубый, сквернословя и размахивая часами, поднимает обутую в сапожище-шекльтон ногу, чтобы нанести удар, но нога повисает в воздухе, потом дёргается вверх, и мокрогубый, теряя равновесие, запрокидывается навзничь. Не понимая, что произошло, он ещё больше выпячивает свои развороченные губы и бессмысленно таращит злые выцветшие глаза. Сперва в поле его зрения попадает церковная колокольня, потом крыша дома, в котором помещается кантин, потом вывеска и, наконец, всё заслоняет круглая голова со светлыми всклокоченными волосами. Волосы беспорядочными прядями падают из-под белой заячьей шапки на крепкий костистый лоб, словно подчёркнутый лёгкими раскидистыми бровями. Под ними смуглое, мальчишеское лицо с курносым носом и карими глазами, в глубине которых прыгают яркие искорки, словно в них заронили порошинки светлой бронзы. Сейчас глаза эти горят неукротимой яростью, и это делает мальчишеское лицо совсем не мальчишески резким и угрожающим.
Никто не заметил, как, когда и откуда появился этот разъярённый подросток. Но все увидели вдруг, как он, схватив за ногу мокрогубого, опрокинул его на снег и теперь, наклонясь над ним, выкрикивает:
- Гад, гад, гад... Подлюга заморский. Бандит...
Он бесстрашно трясёт кулаками перед самым лицом мокрогубого, и ему хочется бить, бить, бить по этой мерзкой харе с плотоядно выпяченными губами. Ещё стоя за углом избы и глядя через улицу на всё, что происходит перед кантином, Глебка угадал в мокрогубом главного заводилу этого хоровода рыжих шуб, окружавших маленькую деревенскую девочку. Вначале он не понял даже, что они делают, почему танцует девочка, что выкрикивают рыжие шубы. Только взглянув в лицо девочки - измученное, мертвенно бледное, залитое слезами - Глебка понял всё.
Он знал о бесчинствах, убийствах, насилии, которые чинили американцы, англичане и прочие иноземцы, пришедшие в его родной край. Но почему-то именно то, что увидел он сейчас, именно это измученное, исстрадавшееся детское личико, эти заплаканные, расширенные от ужаса глаза, словно подвели невидимую итоговую черту под бесконечно длинным списком злодеяний, которые ведомы были Глебке. Он видел, как в Воронихе сержант Даусон волочил по земле и бил ногами Ульяну Квашнину; видел и не мог, не смел вмешаться, чтобы защитить её. Он видел, как лежал на дороге белозубый кочегар и как пинал его сапогом в лицо розовощёкий холёный офицер в шубе с дорогим меховым воротником; видел и не посмел вмешаться.
Теперь он посмел. Он вихрем пересёк деревенскую улицу, ворвался в круг рыжих шуб и опрокинул мокрогубого. Он не думал о том, что он один, а врагов много. Каждый из этих здоровенных солдат мог, конечно, легко и безнаказанно убить Глебку, но неожиданность его появления, его молниеносный натиск, его неистовая, огненная ярость настолько ошеломили американцев, что они оцепенели. Это спасло Глебку в первую минуту. Однако в следующую минуту всё могло измениться. Общее оцепенение не могло длиться долго.
Первым пришёл в себя мокрогубый. Выкрикивая бессвязные проклятия, он пнул Глебку ногой и отпихнул от себя. Потом вскочил с земли и кинулся на него, выпучив налитые кровью глаза и протянув руки, чтобы схватить Глебку за горло.
Но ему не суждено было добраться до Глебкиного горла. Неожиданно послышалось грозное рычание, и на поле боя появился Буян. Он с налёта ворвался в круг застывших от изумления американцев, прыгнул на спину мокрогубому и принялся терзать клыками воротник его шубы. Теперь уже не горлу Глебки, а шее мокрогубого грозила серьёзная опасность. Пронзительно взвизгнув, мокрогубый поднял руки к шее и рухнул в снег, ставший ареной новой схватки.
Глебка не стал дожидаться её исхода. Воспользовавшись общим замешательством, он схватил за руку поднявшуюся с земли девочку и с отчаянной решимостью ринулся на первого попавшегося американца. Тот инстинктивно отшатнулся в сторону, и Глебка вместе с девочкой очутился вне круга рыжих шуб. В следующее мгновенье он уже мчался со всех ног по задворкам изб главного порядка, не выпуская из своей руки узкой ручонки девочки и громким свистом призывая к себе Буяна.
Буян, успевший уже изодрать в клочья воротник шубы мокрогубого, услышал призывный свист и поднял голову. Несколько секунд он стоял над поверженным врагом, оскалившись и рыча, словно решая, что ему делать дальше. Услышав снова настойчивый свист, он сорвался с места и умчался прочь с такой же стремительностью, с какой появился.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ
ХИЩНИКИ
Некоторое время все стояли оторопев и тупо уставясь на поднимавшегося с земли мокрогубого. Молчание нарушил совершенно неожиданно солдат, стоявший несколько в стороне, возле крыльца ближайшей избы. Солдат был высок и чуть сутул. Лицо его было испещрено едва приметными чёрными крапинками. Такие лица бывают у шахтёров, много лет работавших в забое. Мельчайшие частицы угольной пыли въедаются в кожу, словно врастая в неё навечно. Руки солдата, узловатые и крупные, держали за конец ствола винтовку, поставленную прикладом на землю. Солдат, видимо, возвращался из караула и только недавно остановился возле кружка у кантина. Он был свидетелем сцены, разыгравшейся в течение последних двух-трёх минут, и теперь, глядя вслед убежавшим от мокрогубого, сказал с явным одобрением:
- Ловко.
Сказано это было спокойным, низким голосом. Спокойствие это так не вязалось с накалённой атмосферой, царившей у кантина, что все невольно повернули головы в сторону говорившего и с удивлением уставились на него.
Общее внимание не смущало солдата. Продолжая глядеть в сторону избы, за углом которой только что скрылись сперва Глебка с девочкой, а потом Буян, солдат повторил ещё раз:
- Ловко.
Он рассмеялся, и его негромкий рокочущий басовитыми нотами смех разорвал, наконец, общее оцепенение. Все вдруг разом заговорили, задвигались, зашумели. Один только мокрогубый всё ещё казался ошеломлённым и пришибленным. Медленно поднявшись с земли и дрожа всем телом, он стоял с минуту, бессмысленно глядя перед собой, потом поёжился, поднял руку к изодранному воротнику шубы, провёл пальцами по шее. На пальцах закраснели слабые мазки крови. Мокрогубый поглядел на пальцы, поглядел на смеявшегося солдата и, побагровел до корней волос. Внезапно, не говоря ни слова, он кинулся к солдату и схватился за винтовку, которую тот придерживал правой рукой за верхнюю часть ствола.
- Ты что? - спросил солдат, крепче обхватывая ствол винтовки и стараясь отстранить мокрогубого.