И современники, и люди последующих поколений очень хорошо понимали это. Вот как отзывается о царствовании Дауда «История искателя», написанная людьми очень осведомленными, имевшими доступ ко многим источникам информации и располагавшими, так сказать, базой для сравнения. «Этот мир ему споспешествовал: он получил то, чего желал из власти и главенства, и к нему пришли обширные мирские богатства. Он следовал за своим отцом, аскией Мухаммедом, и братьями своими: они посеяли для него, он же собрал урожай; они выровняли землю, Дауд же пришел и на ней спал. И не было в стране ат-Текрур... того, кто поднял бы руку; и нашел он их в день восшествия на престол покорными послушными рабами».
Собственно говоря, аскии даже не было особой нужды совершать завоевательные походы: никому не приходило в голову оспаривать его политическое и военное первенство в Западном Судане. И цели его военных экспедиций были главным образом чисто хищническими: захват рабов и прочих богатств у более слабых соседей. Эти захваты сопровождались в самой Сонгайской державе раздачей огромных масс полоняников — без земли и с землей. Больше всего таких даров получала верхушка факихов (царевичи, располагая военной силой, могли в этом отношении позаботиться о себе сами). Пожалуй, щедростью к мусульманской верхушке аския Дауд превзошел даже своего рддителя, ал-Хадж Мухаммеда I.
Немудрено, что «История искателя» восторженно оценивает и добродетели аскии, и его благоговение перед факихами. Кстати, сами члены клана Кати не стеснялись не только пользоваться милостями государя, но и просто выпрашивать их у него. Именно так обстояло дело с пожалованием альфе Кати имения Дьянгадья с рабами и надсмотрщиком-фанфой при них; рабов, прайда, было всего тринадцать, но, надо полагать, это было не единственное проявление царского благоволения к приближенному. Притом имение-то пришлось отобрать у очень важного сановника— кабара-фармы, наместника гавани Томбукту. «Из-за этого,— комментирует хронист,— альфа поссорился с кабара-фармой Алу». Как было после этого потомкам Махмуда Кати не говорить о «славных свойствах и прекрасном поведении» аскии Дауда!
Конечно, кроме религиозного чувства и благочестия — ведь эту причину никогда нельзя сбрасывать со счетов, когда имеешь дело с людьми средневековья, будь то в Африке, на Ближнем Востоке или в Европе, — Даудом руководил и трезвый политический расчет. Он старался еще больше укрепить одну из социальных опор своей власти— союз с мусульманским духовенством. При этом государе Сонгай не знало никаких серьезных внутренних неприятностей— ни усобиц, ни восстаний местных правителей.
Впрочем, Дауд, по-видимому, и в самом деле был личностью незаурядной по тем временам. Он единственный из сонгайских царей, о котором сообщается, что он обучался Корану и другим мусульманским дисциплинам. Он первый устроил при дворе книгохранилище и держал переписчиков, которые для него переписывали книги.
Наследникам своим Дауд оставил на первый взгляд сильное и процветающее государство. Но его блестящее правление не могло преодолеть коренных, органических пороков., социальной и политической организации державы аскиев.
Это проявилось сразу же после смерти Дауда: сам он попытался было сделать преемником своего сына Мухаммеда-Бани, но власть захватил другой его сын, правивший под именем аскии ал-Хадж Мухаммеда II. Царствование ал-Хаджа продолжалось всего три года с небольшим, с августа 1583 по декабрь 1586г., и не отмечено было ничем особо примечательным, кроме разве склоки, вспыхнувшей внутри верхушки факихов Томбукту из-за должности кадия, которая освободилась после смерти Акиба— второго сына кадия Махмуда ибн Омара. Любопытно, что аския старался как можно дольше оставаться в стороне от этой истории. Только под сильным, очень сильным нажимом назначил он в Томбукту нового судью: Омара, третьего из сыновей все того же Махмуда ибн Омара, который еще в правление основателя второй династии претендовал на всю полноту власти в городе.