Иначе говоря, ко времени этой поездки Льва Африканского город еще не был плотно застроен, иначе «почти половина его» сгорела бы куда быстрее, чем за пять часов.
Не укрылось от взгляда Льва Африканского и то, ито город вырос в совершенно бесплодной местности, т.е. исключительно в качестве торгового центра, а потому и целиком зависел от продовольствия, привозимого извне. С одной стороны, «кругом там нет ни садов, ни посадок плодовых деревьев» — этой фразой заканчивается глава «Томбутто, королевство». А с другой стороны, за нею сразу же следует глава «Кабра, город», которая заканчивается словами: «И из нее (т.е. Кабары, гавани Томбукту на Нигере. — Л.К.) происходит едва ли не наибольшая часть продовольствия, какое есть в Томбутто».
Зато уже совершенным панегириком западноафриканской торговле звучит глава «Гаго и его королевство», особенно описание рынков столицы державы ал-Хадж Мухаммеда I. Право же, глава эта заслуживает подробного цитирования. Не только из-за восторгов. Но также и из-за как бы мимоходом брошенных замечаний по поводу остальной части этой державы.
«Гаго — крупнейший город... без стены. Он отстоит от Томбутто приблизительно на четыреста миль к югу с небольшим отклонением в юго-восточном направлении. Дома в общем скверные; однако есть там несколько довольно приличных на вид и удобных, в коих находятся жилища короля и двора. Жители суть богатые купцы и постоянно ездят во все стороны со своими товарами.
В город прибывают бесчисленные черные, которые туда доставляют величайшее количество золота, дабы купить товары, приходящие из Варварии и Европы. Но никогда они не находят столько товара, чтобы это соответствовало количеству золота. И они постоянно уносят обратно половину или две трети его.
Город этот в сравнении с прочими весьма цивилизован. Там величайшее обилие мяса и хлеба, но вина или плодов найти невозможно. Правда, город изобилует дынями, огурцами, великолепнейшими тыквами и огромным количеством риса. Здесь также есть много колодцев с пресной водой.
Есть там площадь, где в базарный день продаются бесчисленные рабы, как мужчины, так и женщины. И девица пятнадцати лет продается за шесть дукатов, и за столько же — юноша. В отдельном дворце король содержит огромное число жен, наложниц, рабов и евнухов, кои предназначены для присмотра за сказанными женщинами. Обычно он держит также добрую стражу из конницы и пехоты с луками. А между парадными и потайными воротами дворца находится большая окруженная стеною площадь, и с каждой стороны ее есть галерея, где сказанный король дает аудиенции. И так как почти все дела он решает лично, ему нет необходимости иметь много чиновников — таких, как секретари, советники, капитаны, казначеи и управляющие.
Доход королевства велик, но расходы еще больше. Потому что лошадь, которая в Европе стоит десять дукатов, здесь продается за сорок и за пятьдесят. Самое скверное европейское сукно продается по четыре дуката канна[28]; сукно среднего качества... — по пятнадцати, а тонкое венецианское, такое, как алое, или фиолетовое, или синее, — по тридцати дукатов канна. Подобным же образом самый скверный меч стоит в этой стране три и четыре дуката, так же — шпоры, уздечки, а также равным образом все москательные и галантерейные товары. Но соль стоит дороже любого другого товара, какой сюда доставляют».
Казалось бы, дальше уж некуда! И вдруг прямо за только что приведенным гимном западноафриканской торговле следует нечто совсем иное. Итак, читаем дальше: «Остальная часть этого королевства — это поселки и деревни, где живут обрабатывающие землю и те, кто пасет овец. Зимою они надевают бараньи шкуры, летом же ходят нагие и босиком, разве только прикроют срамные части тряпицей да иногда носят на подошвах куски верблюжьей кожи. Это невежественнейшие люди; и на пространстве в сто миль с трудом можно найти одного, который бы умел писать или читать. Но король с ними обходится, как они того заслуживают. Ибо он им едва оставляет чем жить из-за великих даней, каковые их заставляет выплачивать». И заметьте: говорится это именно о «Гаго и его королевстве», т.е. о, так сказать, исконно сонгайских землях!
Так вот, когда читаешь такие противоречивые отзывы этого явно незаурядного, умного и наблюдательного современника аскии Мухаммеда, все настойчивее ощущаешь желание спросить: что же лежало в основе этого в общем-то и не столь уже редкого в истории самых разных народов сочетания великолепия и нищеты? На чем держалась в конечном счете вся держава аскиев? Проще говоря, что служило базой сонгайского государства в период недолгого его расцвета — практически меньше ста лет, с начала 90-х годов XV в. до того страшного мартовского дня 1591 г., когда разгром марокканцами главных сил войска аскии Исхака II при Тондиби решил судьбу Сонгайской державы? Нам придется вновь обратиться к «Истории Судана», и особенно к «Истории искателя». Очень многое проясняется при чтении отдельных рассказов, которые самим-то хронистам представлялись в лучшем случае просто юридическими казусами. И даже то, что немалая доля таких казусов в хронике Кати—Гомбеле может оказаться «домысленной» позднее, мало что изменяет по существу: так или иначе, казусы эти отражают объективные процессы, начинавшиеся, вероятнее всего, еще в досонгайские времена истории Западного Судана.
28
Величина канны варьировала от 2,065 м до 2.646 м; в Риме канна равнялась 2,234 м; видимо, имеется в виду она.