И главные наши источники, хроники Томбукту, целиком подобный вывод подтверждают. Они называют множество высших государственных, военных и придворных должностей, но напрасно стали бы мы искать на пятистах с лишним страницах арабского текста «Истории Судана» и «Истории искателя» — а там названы не одни только должности, но и имена тех, кто их занимал в разные годы и при разных царях, — хоть что-то похожее на всесилие «ближних рабов», мандингских дьон-сантиги-у. Нет, почти на всех этих постах сидели свободные люди. И не просто свободные, а, так сказать, сливки сонгайского общества: царевичи всех рангов и всех степеней родства с царствовавшими особами — сыновья, братья, дядья.
При этом все эти сановники, царевичи и нецаревичи, подчинялись достаточно строгим и последовательно соблюдавшимся правилам прохождения службы. Можно сказать, что в Сонгай существовала настоящая табель о рангах, главным отличием которой от известных нам по отечественной и зарубежной истории был разве что неписаный ее характер. Но в общественном сознании весьма четко было запечатлено: кто есть кто и кто следует за кем — ив смысле ранга, и во время церемонии выезда аскии из дворца. Больше того, сановники разного ранга различались как раз и по их церемониальным одеждам, причем пожалование аскией нового одеяния равнозначно было повышению в ранге. Не случайно один из преемников аскии Мухаммеда, как рассказывает хронист, разделил одно из таких одеяний на два, исключив из него тюрбан. А другой, желая выразить свое презрение к опальному чину, называл того именно «стариком, за всю жизнь не выслужившим себе тюрбана». Этот головной убор явно служил признаком принадлежности к верхнему эшелону царской администрации.
Самую вершину чиновной пирамиды занимали шесть высших государственных чинов. Это были: курмина-фари, или канфари, — наместник всего запада державы, в особенности внутренней дельты, первое лицо после аскии; балама — наместник центральных областей, от Томбукту до Гао; денди-фари — наместник Денди, колыбели Сонгай; фари-мундио — сановник, ведавший контролем над локальными правителями; бенга-фарма — начальник орошаемых земель; хи-кой — глава царского флота. Конечно, как в любом из средневековых обществ, каждый из этих сановников мог выступать и как военачальник. Некоторые из этих титулов нам уже знакомы; часть их существовала и до прихода к власти ал-Хадж Мухаммеда I, другие были учреждены им.
Четыре из этих высших званий носили обычно царевичи. Пожалуй, единственным, кто отклонился от этого принципа, был все тот же аския Дауд: придя на царство с должности курмина-фари (что само по себе вовсе не было правилом, даже наоборот: обычно к моменту борьбы за престол носитель этого звания оказывался слишком далеко от Гао, где все решалось), он одного за другим назначил на свой прежний пост своих доверенных вольноотпущенников. Но два поста — денди-фари и хи-коя — в силу нерушимой традиции всегда принадлежали лицам, не входившим в состав царской фамилии. При этом хи-кой, начальник флота, должен был обязательно назначаться из числа сорко — группы рыбаков, занимавшей в структуре сонгайского общества подчиненное и даже не вполне полноправное положение. И именно эти два поста, да еще гисиридонке, начальник царских гриотов (ибо они были и у сонгайских правителей), как бы олицетворяли тот компромисс между исламом, ревностными поборниками и защитниками которого старались себя зарекомендовать аскии, и сугубо традиционной, почти никак не связанной с исламом политической культурой древнего Сонгай, компромисса, на котором, можно сказать, держалась сама власть потомков Мухаммеда Туре. Потому что большинство народа, даже подавляющее его большинство, было затронуто мусульманством в лучшем случае весьма поверхностно.
И в этих условиях денди-фари был живым выражением связи династии с, так сказать, исконным Сонгай в Денди. Хи-кой же представлял в администрации «хозяев реки» — сорко, и вряд ли яснее можно было показать ту роль, какую всегда играл Нигер в истории сонгаев. А гисиридонке, выражаясь современным языком, обеспечивал идеологическое обоснование и оправдание действий правителя-мусульманина в глазах простых сонгаев, во многом сохранявших (и даже сейчас еще сохраняющих) свои доисламские верования.
Конечно, не следует представлять себе дело так, что эти три сановника были единственными исключениями среди занимавших высокие должности царевичей. Не менее важным исключением была и должность кабара-фармы — наместника уже встречавшейся нам Кабары, гавани Томбукту: на ней всегда сидел доверенный раб или вольноотпущенник аскии. И вот характерная деталь. Там же, в Кабаре, находилась и резиденция баламы — второго по рангу государственного чина. Но сама Кабара была изъята из его ведения. «Кабара-фарма был поставлен над гаванью и судами путешествующих, взимая налог с каждого судна, входящего и выходящего. Балама же состоял начальником над воинами. И каждый из двоих имел свое ведомство», — так говорит об этом хроника. Аскии предпочитали не отдавать слишком большую власть в руки баламы — всегда лица царской крови. Тем более что речь-то шла о доступе в главный торговый город государства.