Мы засмеялись. Потому что, да, я полная копия своей мамы. Точнее мы с Джеммой две абсолютные копии нашей мамы. Они вместе особенно похожи, а я просто мужская версия их лиц.
Чтобы понять насколько все серьезно: если перед человеком поставят сто разных женщин, то он сразу определит, кто моя мама.
У меня темные волосы, как у нее. У меня разрез глаз, как у нее. У меня улыбка и даже зубы, как у нее.
– Покажи мне фото, где вы вместе.
Я послушно открываю галерею в телефоне и открываю первую попавшуюся фотографию (https://pp.vk.me/c605623/v605623243/76d9/wVn6ARG7w8s.jpg)
– Ладно, это не самое лучшее фото, давай другое? – Погоди! – он смеется, – Сколько лет этому фото? – Два года... Мы сделали это фото на мой день рождения, когда пошли на футбольный матч.
Показываю другое фото (https://pp.vk.me/c625324/v625324050/3577f/g2BXq6McxwA.jpg)
– А это фото мы летом... – Она очень красивая, Хаз. Почти полная копия вас с Джеммой. Понятно, в кого у вас двоих такое ангельское лицо.
Перелистываю (https://pp.vk.me/c623418/v623418050/357d3/O_D9sI2tqUA.jpg)
– А это твой отец? Ты же чем-то похож на него. – Не похож, – улыбаюсь. – Похож! Я же вижу! – Нет, Луи, – улыбаюсь и смотрю на него, понимая насколько забавна эта ситуация. – Не спорь со мной! – он начинает возмущаться и немного повышать голос, но мне от этого только еще смешнее. – А ты не спорь с генетикой. Это мой отчим, я не могу быть на него похож.
Я вижу, как лицо Томмо разлагается от проигрыша в этом споре и только сильнее начинаю смеяться, но через секунду нас прерывает мед.сестра.
– Мистер Стайлс?
Я на автомате резко встаю.
– Да, да, это я. – Вы можете пройти к мистеру Хорану. Номер палаты 309. – С-спасибо, – я начинаю нервничать, но сразу же чувствую, что Бу берет меня за руку и шепчет на ухо “У тебя все получится, Хаз”.
Так мы и заходим в палату к Найлу. Я вижу его и из моего рта вырывается непонятный писк, переходящий в крик. Может это от шока, а может от чувства, что от моей души откалывается один кусок. Не знаю.
Он наполовину в гипсе. Полностью правая нога, обе руки, голова и шея. На его лице огромное количество ран, некоторые из них наверняка останутся шрамами. Подхожу ближе и понимаю, что до этого всё было лишь цветочками. Его правого уха практически нет, потому что оно полностью обожжено вместе с частью волос на голове. Я сейчас упаду.
Луи все еще держит меня за руки и что-то говорит, но я его не слышу. Я просто думаю о том, что больше никогда в своей жизни не увижу того жизнерадостного и улыбающегося Найла, который всегда так любил жизнь.
Он был красивым блондином, а теперь ему придется жить с такой ужасной половиной своего лица.
Он любил музыку, но теперь не сможет услышать ее так же как раньше, потому что у него просто нет одного уха.
Он неплохо танцевал, но теперь он вряд ли хотя бы сможет ходить.
Он волшебно играл на гитаре, а теперь его руки сломаны в нескольких местах.
И у меня ощущение, что всё, что должен был получить я, забрал он. Как такое вообще возможно, чтобы я получил только ушиб и несколько царапин, а он едва не умер? Это несправедливо.
Чувствую чьи-то губы на своих и выпадаю из ступора. Луи просто так целует меня, а потом отстраняется. А я смотрю на него, потому что не понимаю, зачем он это сделал.
– Я разговариваю с тобой уже 15 минут. Хаз, милый, может тебе воды принести? Ты ужасно бледный, – он разворачивается, чтобы выйти, но я хватаю его за край футболки. – Нет! Не смей никуда уходить, я с ума тут сойду. – Тогда поговори с ним. Я думаю, он очень скучал. – Я боюсь и...и не знаю с чего начать. – Тогда начну я.
Я вопросительно смотрю на него, а он как ни в чем не бывало начинает говорить с человеком, которого никогда не знал.
– Привет, Найл. Прости, что мы сидели тут молча 15 минут. Ты меня не знаешь, но я – Луи или можно называть Томмо, – он говорил достаточно быстро, но тихо, и я почувствовал огромную помощь от его слов, – Мы с Гарри теперь вместе и я пришел его поддержать, потому что он очень боялся к тебе идти из-за... – Из-за того, что не готов был увидеть тебя разрушенным, – вырвалось у меня против воли, – Помнишь тогда в машине мы говорили об уничтоженных людях? Ты сказал, что не хотел бы быть таким...а сейчас ты просто лежишь тут и тебе самому нужна помощь. Поэтому я не приходил. Мне больно. Больно от несправедливости, что такие светлые люди, как ты становятся уничтоженными.
И я истерически заревел, утыкаясь носом в шею Томмо. Я бил его по рукам от своей внутренней боли, а он молча принимал удар за ударом и терпел. Он начал что-то говорить Найлу о завтрашней поездке, но я уже не слушал. Это был слишком огромный психологический удар. Насколько огромный, что я не помнил, как мы провели в палате еще 15 минут, попрощались и вышли из больницы.
– Гарри..., – я молчал, – Гарри, любимый, давай купим то, что ты любишь и немного успокоимся. Ты согласен? Что ты хочешь? – он поднял моё лицо за подбородок. – Хочу, чтобы Найл был прежним. Хочу услышать его смех, шутки. Я скучаю по его ирландскому акценту...
Луи улыбнулся.
– Ты не говорил, что он ирландец! – сказал он, изображая ирландский акцент. Если честно, получалось у него паршиво, но этого хватило, что заставить меня говорить. – Я хочу поцеловать тебя, Лу. – Мы можем поехать обратно домой, где я дам себя зацеловать полностью куда только захочешь, хорошо, Хаз? – Хорошо, – я вяло улыбнулся, потому что знал насколько трудно ему даётся успокоить меня, самому не поддаваясь панике.
Я зашел в дом последним и сразу умылся. Когда я разделся и пришел в комнату, на кровати лежал Луи с голым торсом.
– Я обещал тебе.
Не смотря на то, что передо мной было всё его шикарное тело, я выбрал его губы. Мы провели в таком положении больше двух часов и все это время он позволял себя целовать, куда мне только вздумается. Иногда он смеялся, потому что ему было щекотно от моих губ.
Мне все ещё было дико плохо, но от того, что я чувствовал Луи рядом с собой, я всё ещё не сошёл с ума. Он давал мне поддержку, потому что видел, что я нуждаюсь в ней. Я всегда буду благодарен ему за это.
И я заснул в объятиях Томмо, по-прежнему думая о блондинистом ирландце.
За неделю до встречи с Томмо.
На улице ночь. В машине громко играет Grouplove – Let Me In, а Найл выглядывает в окно и кричит слова припева.
– Ты сейчас вывалишься от туда! – ору я ему сквозь музыку и смеюсь.
Но Найл все еще машет руками в разные стороны, но он водитель, поэтому мне приходится взять руль в свои руки на время его дурачеств.
– Надеюсь ты не забыл, что это ты ведешь машину, засранец! – Блять! – орёт он и через секунду он уже сидит на своём сиденье с рулём в руках. Он весь сияет от счастья и адреналина, – Давай, не будь занудой, Стайлс! Сделай так же!
Его смех настолько звонкий, что он может разбить окна в машине. И я поддаюсь ему, выглядываю в окно и так же как он размахиваю руками, крича припев песни. Дух захватывает от скорости и запаха дождя. Мои кудри беспорядочно летят в разные стороны и я люблю эту жизнь. Люблю это мгновение и не хочу, чтобы оно кончалось. Но слышу из салона “Гарри” и мне приходится вернуться обратно.
– Ты был прав! Это круто.
Песня заканчивается и начинается новая Daughter – Run.
– Гарри, ты сейчас чувствовал, что летишь? – Да, – говорю я, хотя не понимаю, к чему он клонит. – Запомни это чувство навсегда, потому что все может рухнуть в один миг. Уничтоженные люди, они такие потому что у них не было таких воспоминаний или они просто забыли о них. Я бы не хотел быть уничтоженным. Пообещай мне, если ты вдруг будешь распадаться на части, то ты вспомнишь этот момент и начнёшь чёрт возьми жить. Пообещай, что мои секундные философствования не пройдут даром. Обещай, что будешь помнить меня и этот момент всегда.
Ветер был таким приятным и теплым. Я был таким счастливым и живым, как никогда еще в своей жизни. Найл был громким и таким ярким, что это не луна освещала ночь, а именно он.